Три источника, три составные части памятника «Петру I» Фальконе

Французский скульптор Этьен-Морис Фальконе (1716-1791) по рекомендации Дидро был приглашен Екатериной II для работы над памятником Петру I. Фальконе приехал в Санкт-Петербург в октябре 1766 и уехал в 1778, то есть пробыл в России 12 лет. Памятник был открыт 07.08.1782 – в день столетия вступления Петра I на престол.

Советский искусствовед Авраам Львович Каганович написал прекрасную по своим достоинствам книгу «Медный Всадник», 1975, издательство «Искусство». Книга отличается широтой исторического охвата, вниманием к технологическим вопросам, в части эстетического анализа – полным отсутствием непонятной самому автору и читателям терминологии, причем не в ущерб анализу.

Справка 1. Международная ситуация. Время создания памятника полностью включило в себя очередную войну России с Турцией (1768 по 1774). Предводительствовали русскими войсками П.Румянцев и А.В.Суворов, одержавшие победы в сухопутных сражениях. Средиземноморская эскадра под командованием А.Орлова  и Г.Спиридова выиграла знаменитые Чесменское  и Хиосское сражения (оба в 1770). Война мешала транспортировке будущего пьедестала памятника по Финскому заливу, так как все были заняты войной и постройкой военных кораблей. В войне Европа, как всегда, вредила России (в той войне-особенно отличилась Франция).

Справка 2. Во внутренней ситуации сказывался главный недостаток «абсолютной» монархии после Петра I: зависимость царей и цариц от «элиты». Это было следствием того, что Петр I не оставил после себя наследников (это потом Павел I закрыл данный вопрос, оставив после себя четырех сыновей). Незадолго до воцарения Екатерины II ее супруг Петр III майским указом 1762 освободил дворян от обязательной гражданской и военной службы (и пошли гулять по Европе и России онегины и печорины, не знающие куда себя деть от вечного сплина). Особенно зависимой от влияния гвардейцев и части дворянства оказалась Екатерина II, она понимала, что ее могут как поддержать, так и отставить от престола, как некогда это произошло с ее супругом (Петра III убрали с престола, а потом и убили летом 1762 г. – не помогло ему недавнее «освобождение дворянства» от службы).

 Красной нитью через почти все 12 лет пребывания в России (особенной в финальной его части) проходит конфликт между Фальконе и руководителем конторы строений, президентом Академии художеств И.И.Бецким. Только благодаря потрясающе упрямому характеру Фальконе, памятник оказался доведенным до конца в нынешнем виде. Екатерина II сначала поддерживала Фальконе в этом конфликте, переписывалась со скульптором, но потом ей это надоело, пришлось ему «воевать» с полновластным Бецким, ответственным за создание памятника «от России» фактически в одиночестве. Откуда столько власти у Бецкого? Да оттуда же.

Как пишет Каганович о Бецком,

«в молодости будучи вхож в дом матери Екатерины и зная ее самое еще Анхальт-Цербской принцессой, примкнув к ее сторонникам во время переворота 1762 года, он считал себя вправе требовать ее милостей». Поэтому зная ему цену, называя его в одном из писем «гадким генералом», Екатерина тем не менее «не решалась открыто осудить одного из своих приверженцев, так как стремилась удержать этот круг людей около себя».

 В то же время с простыми художниками и скульпторами Академии художеств в России у Фальконе сложились очень теплые отношения. Фальконе привез и подарил Академии много слепков и пр.

 Обычно авторами памятника указываются скульптор и архитектор, который ответственен за постамент. У «Медного Всадника» три «источника и три составные части»:

1. Коня и туловище императора сделал Фальконе.
2. Голову Петра сделала его ученица молодая и состоявшаяся как скульптор-портретист Мари-Анн Колло (1748-1821), учившаяся у Фальконе с 16 лет, приехавшая с ним в Санкт-Петербург. Слухи о характере взаимоотношений между Фальконе и Колло рассеялись, когда она вышла замуж за сына Фальконе. В отличие от Родена, после которого Клодель провела 30 лет в сумасшедшем доме, Колло от настоящего мастера получила знания и опыт, заняв достойное место среди французских скульпторов.
3. Постамент в виде монолитной скалы обтесан по проекту самого Фальконе, но нашел скалу крестьянин С.Г.Вишняков. Отдельного архитектора не видно. Постамент достоин отдельной заметки. Сам по себе камень, привезенный для постамента, являет собой настоящее чудо.

Конечно, все части, включая голову Петра, Фальконе окончательно доводил сам, но одним из положительных качеств скульптора было то, что он отдавал должное всем, кто внес вклад в создание монумента, не присваивая себе заслуг других.

Итак, Фальконе получил разрешение директора королевских строений Франции на работу в России.

Фальконе подписал восьмилетний контракт на создание монумента, причем не предполагая, что отливка в бронзе тоже будет его делом. Но Бецкой настоял на том, чтобы он взял ответственность за отливку на себя, в итоге вместо восьми тот провел 12 лет в России. Фальконе запросил денег в полтора раз меньше, чем рассчитывали дать за памятник. Для сравнения: Трубецкой за памятник Александру III запросил в полтора раза больше, чем рассчитывали дать (и дали). Позже Фальконе пишет в одном из писем Бецкому, который задерживал оплату, что его памятник обходится в 2 миллиона ливров, тогда как конный памятник Бушардона 1763 года в Париже стоил 5 миллионов ливров.

В Россию приехал в 1766 вместе с Колло.

Фальконе еще во Франции подготовил эскиз памятника с вздыбленным конем, даже обсудил его с Дидро. Он выбрал тип памятника типа «Константин Великий» Бернини, а не стандартный тип «Марк Аврелий», о чем было написано в другой заметке.

Бецкой, кстати, агитировал за «Марка Аврелия», Фальконе был вынужден вступить с Бецким в полемику и написать целый трактат об этом памятнике, указав на его недостатки.

 Идея памятника. У Фальконе Петр – просвещенный монарх (такой образ вполне соответствовал просветительским тенденциям времени), преобразовавший своей волей Россию, поставивший ее на путь прогресса. Не случайно для Фальконе «позировала» настоящая медвежья шкура, которую он изобразил под Петром, что должно символизировать нацию, которую цивилизовал Петр (бедный медведь, которого цивилизовали как-то уж совсем по-европейски), но это детали. Змея под конем (третья опора монумента) – символ ненависти и злобы, которые преодолевал царь, а, может быть, – и символ побежденных внешних врагов (каждый может думать, как хочет).

Фальконе продемонстрировал глубокое понимание природы скульптурного памятника.

Естественно, памятник вызвал общественное обсуждение уже на стадии проекта. Кто-то предложил окружить памятник как статуями отрицательными (фигуры «варварства» и т.п.) так и статуями положительными («любовь народная» и т.п.), на что Фальконе ответил:

«Памятник будет выполнен просто. Варварства, любви народной и символа нации в нем не будет… В моем деле, когда исполнилось 50 лет, надо упрощать работу, если хочешь довести ее до конца. Добавьте к этому, что Петр Великий сам себе сюжет и атрибут: остается только его показать… Мой царь не держит в руке жезла: он простирает свою благодетельную руку над страной, по которой он проносится, он поднимается на эту скалу, которая служит ему основанием, – эмблема трудностей, которые он преодолел».

Большая возня возникала по всяким поводам, например, по поводу одежды. Бецкой настаивал на «античных» одеждах, Фальконе обругал «мокрые античные» драпировки, на которых мелкие складки прилипают к телу, заявив, что современные скульпторы лучше драпируют свободными одеждами, нежели античные скульпторы. Критиковал он и излишества барочных складок Бернини. Платье Петра как бы синтез короткого русского платья, которое носили где-нибудь на Волге, и античных драпировок. Складки довольно крупные, Фальконе понимал, что обзор статуи будет с разного расстояния. Одежды получились «героические».

 Любопытно, что статичная поза Петра такова, что в жизни всадник в такой позе упал бы на спину (тем более, что ни стремян, ни седла с лукой не видно). Спокойная поза Петра и вздыбившийся конь создают впечатление слитности коня и всадника, не случайно, статую сравнивали с кентавром. Петр восседает на коне также уверенно и непоколебимо, как и прочие монархи на спокойно шагающих конях типа «Марк Аврелий».

Фальконе сотни раз наблюдал лучших наездников, которые на скаку вздыбливали коня на горке нужной крутизны. Раз за разом уточнял анатомию коня. Выбор по распоряжению Екатерины был огромный. Лучшими по экстерьеру из придворной конюшни были два жеребца – «Бриллиант» и «Каприз».

Голова Петра у Фальконе не получалась – ни Бецкому, ни Екатерине голова не нравилась. Во-первых, Фальконе не был портретистом, во-вторых, Каганович считает, что Фальконе «из-за внимания к общей динамичности композиции утерял остроту портрета». Поразительные качества человека и скульптора Фальконе сказались и в том, что он с благодарностью принял помощь Колло, которая по легенде за одну ночь вылепила голову Петра. Фальконе подчеркивал все время, что голову сделала Колло, несмотря на то, что даже из Парижа доносились осуждения в его адрес, что, дескать, не смог сделать портрет Петра.  Фальконе писал: «…этот портрет принадлежит м-ль Колло, моей ученице (теперь невестке)», в знак уважения к ее таланту он отослал Колло одну из двух полученных им медалей, сделанных по случаю открытия памятника в 1782 (когда и Фальконе, и Колло были уже во Франции). Колло использовала прижизненную маску Петра, сделанную в 1721 Б.-К.Растрелли тоже для памятника (говорят, Петр во время снятия маски дышал через трубочку – а через что еще он мог дышать?). Фальконе, конечно, довел портрет до нужной экспрессии, что можно видеть, сравнивая бюст Петра работы Колло и голову Петра на памятнике:

Фальконе сначала сделал малую модель, потом начал в 1768 большую модель и окончил ее в 1770. Очень долго выбирали место для памятника. В то время с Васильевского острова шел мост к нынешней Сенатской площади, был даже проект установки памятника на мосту, «чтобы левым глазом Петр смотрел бы на «старую Россию», а правым – на «новую Россию, на запад».

Отливка монумента. Бецкой настоял на том, чтобы Фальконе принял руководство отливкой на себя, хотя тот считал, что это должен делать специалист литейщик. За границей не смогли найти такого. Фальконе возглавил новое для себя дело. Он предложил соединить хвост коня со змеей (против которой была Екатерина) для прочности опоры, в гранит на метр заколотили каркас. Отливка была неравномерной так, что сзади для равновесия стенка металла была толще, в итоге конь стоял даже без крепления – так точно все уравновесил Фальконе. Боясь пожара во время отливания, из соседнего здания Адмиралтейства предварительно вывезли порох и приняли массу других противопожарных мер. Отливка производилась в два этапа: сначала отлили нижнюю часть примерно до груди коня, потом верхнюю часть. Фальконе был очень благодарен своему помощнику – литейному мастеру Хайлову (среди нескольких сот мастеровых в литейных мастерских Арсенала было только два литейных мастера, один из них – Хайлов). Когда при заливке расплавленной бронзы случился пожар, именно Хайлов спас ситуацию, рискуя жизнью. Об этом случае Фальконе сообщил Екатерине, однако, Хайлову так и не доплатили деньги за работу, уже в 1842 его полунищая внучка (!) просила выплатить заработанные ее дедом деньги. Бецкой кого только не отметил в связи с открытием памятника, но про Хайлова – ничего, хотя он в течение 5 лет трудился над отливкой памятника.

Ко времени отливки памятника в августе 1775 Екатерина прекратила переписку со скульптором, Бецкой уже его «динамил» с деньгами, не боясь Екатерины.

Окончательной каплей, переполнившей чашу терпения скульптора, явилось обвинение в том, что он запорол литье (шов будет виден и т.п.) – усердствовал тот же Бецкой. Фальконе написал прощальное письмо Екатерине, в котором в деловой манере объяснил отливку статуи, добавив, что «говорят, что г. Бецкой хочет перелить статую». После чего в 1778 уехал во Францию.

Естественно, на протяжении всего создания памятника работали над постаментом. Фальконе сильно обтесал привезенный монолит, придав нынешнюю форму. Бецкой пустил слух, что Фальконе испортил камень. Однако, для Фальконе было главным, чтобы постамент соответствовал бы всаднику.

В итоге под руководством архитектора Фельтена была закончена работа над монументом.

В 1782 памятник открыли при огромном стечении народа, Фальконе был во Франции. Шутники сообщали, что тогдашний митрополит Платон (Петр упразднил патриаршество) своим словом, взывавшим к Петру: «Восстань же теперь, великий монарх, …», – сильно напугал будущего императора Павла I, решившего, что «дедушка встанет из гроба». А другой шутник – потомок фаворита императирицы Елизаветы Петровны – Кирилл Григорьевич Разумовский – на эти слова митрополита якобы сказал: «Чого вiн його кличе! Як устанет, то всiм нам достанеться» (по-русски: «Что он его зовет! Если встанет, то нам всем достанется»).

В народе было ликование.

Жуковский в 1834 охаял памятник, противопоставив его дикую скалу Александровской колонне, где все чинно и правильно. О ней тоже надо отдельно говорить, так как это – чудо света.

За что только не цеплялись, даже обвиняли в том, что конь приковывает к себе больше внимания, чем Петр. Чудаки!

Пушкин же понял замысел Фальконе и по достоинству оценил памятник в своей поэме «Медный всадник». Сейчас забавно слышать критику в адрес памятника.

В дневнике одного из современников в 1788 была сделана запись в связи с очередной войной, когда ожидали нападения шведского короля: «сколько теперь известно, то король хотел сделать десант на Красной Горке, выжечь Кронштадт, идти в Петербург и опрокинуть статую Петра I». Таким образом, финал шведского реванша предполагал опрокидывание статуи Петра. Интересно, в качестве кого в памятнике тогдашние шведы увидели себя, если выбор был только из трех живых существ: царя, коня, змеи. Может быть, видели себя в виде скалы. В целом же шведы правильно оценили памятник Фальконе, хотя и по-своему, по-европейски.

Остается добавить, что змею лепил с эскиза Фальконе известный русский скульптор Ф.Г.Гордеев  (1744-1810), который также участвовал в чеканке и установке памятника, что делалось уже без участия Фальконе.

Первый памятник на невских берегах – памятник Петру I Фальконе – оказался и лучшим.

Для справки: а вот так выглядел Бецкой.