Вильденстейны (или Вильденштейны), Воллар и Пикассо.

1941 год в Париже.

Вильденстейны (или Вильденштейны) создавали себе сказочное благополучие в то самое время, когда Советский Союз истекал кровью, останавливая немецко-фашистские полчища под стенами Москвы. За океаном и в Париже они вели бойкую торговлю произведениями искусства, на пути к барышу не чураясь общения с представителями нацисткой Германии. Знаменитый папаша Воллар не сумел поучаствовать в этом сумасшедшем торге, поскольку не дожил, но к концу жизни все же создал целую вереницу “гениев”, главный среди которых Пикассо.

1.Вильденстейны. Пикассо.

Несколько поколений Вильденстейнов занималось торговлей произведениями искусства, они хранили в глубокой тайне свои сокровища и составили «впечатляющий массив разведданных, тщательно объединив в одно целое тайные сведения о том, где, в чьих руках находятся самые желанные в мире картины» (ФК, стр. 159).

В 1999 Даниэль Вильденстейн опубликовал книгу  о торговцах предметами искусства, из которой следует, что торговля картинами – не главное в их семейном предприятии, что разбогатели они чисто случайно,  что поставляли шедевры итальянского Ренессанса американским магнатам, поскольку в Италии они погибали, что главным для  них было выполнить просветительскую миссию и раскрыть прелести французского искусства 18 века. Заодно, впрочем, они «монополизировали право проводить экспертизу большого числа известных (и самых дорогих) импрессионистов».

Напомним, что ФК или Книга означает ссылку на книгу Филипа Хука «Галерея аферистов. История искусства и тех, кто его продает».

Старший из Вильденстейнов – Натан (умер в 1934) – не признавал современное искусство.  Младшие члены клана пускались во все тяжкие уже смелее. Торговали работами Пикассо, благо, он менял свои «стили».

«Художник преодолел злосчастное увлечение кубизмом, который представлялся Натану Вильденстейну шутовством» (ФК, стр. 165).

На пару с Полем Розенбергом Жорж Вильденстейн стал проявлять склонность к авангарду: они заключили контракт с Пикассо, что имело и отрицательные последствия, поскольку надо было приобретать всю массу, по сути, неудачных картин, которые выдавал «художник».

Пикассо дразнил Жоржа:

«Ну, что у нас сегодня? Кубы? Круги? Квадраты? Пожалуйста, напишу, что угодно». (ФК, стр. 165).

Жорж сбыл с рук сотни картин Пикассо, когда он рассорился с Розенбергом из-за того, что имел роман с его женой. «Возможно, с Пикассо у него были связаны слишком тягостные воспоминания. Или в душе он никогда не любил Пикассо»(ФК, стр. 167). Это естественно, зачем самому любить такое, от чего тошнит, главное, для извлечения прибыли – научить публику «любить Пикассо».

Судя по всему, начав с традиционного искусства, Вильденстейны, хорошо понимали, что такое современное искусство и кто такие искренние почитатели этого искусства. Помнили, что им завещал их предок Натан Вильденстейн:

«Важны только две вещи. Любить Францию. И ходить в Лувр».

В Лувре, как известно, импрессионистов нет, французы не засоряют королевский музей. Не без сарказма Даниэль Вильденстейн в своей книге приводит эпизоды из жизни торговцев картинами.

«Он пишет о парижском маршане Рафаэле Жераре, который якобы переписал на картинах Дега из своих фондов жутковатые обезьяньи головки балерин, чтобы они стали более привлекательными в глазах покупателей, а к тому же из принципа записывал корову в любом приобретенном пейзаже, где бы ее ни находил, так как  полагал, что наличие коровы отрицательно скажется на перспективе продажи» (ФК, стр. 168).

2. В защиту коров (лирическое отступление).

Это не толерантно и возмутительно по отношению к коровам. Несколько слов в защиту прав и законных интересов прекрасных коров. Имеется в виду право коровы быть запечатленной в пейзаже. Но лучше слов говорят в защиту коров только картины, на которых они изображены.

Корова украшает пейзаж, корову рисовали многие.

Тройон, Дюпре, Руссо – барбизонцы, рисовавшие в середине 19 века виды в окрестностях деревни под названием Барбизон в лесу около городка Фонтенбло в 60 км от Парижа. Фонтенбло известен своим королевским дворцом, где обитали и рождались некоторые из французских королевских династий Бурбонов и Капетингов. Суперромантично: коровы, короли – и все в одном месте – около Фонтенбло.

Заметим, что лет сто назад подобные картины барбизонцев в тяжелых рамках были для англичан и особенно неискушенных американцев воистину престижными с точки зрения вложения их капиталов. Подчеркнем особо: коровы этому не мешали!

Публика 1860-ых встретила барбизонцев весьма благожелательно. И это в отличие от импрессионистов.  Ясно, что коровы способствовали такому восприятию!

Оставляя в стороне малых и больших голландцев, заметим, что и типичные представители рококо (с картинами 16 плюс) не чурались коров (напомним, что корова согласно Википедии – это самка домашнего быка).

Искусствоведам не лишне было бы ответить на вопрос: не тот ли это бык, который состоял в романтических отношениях с Пасифаей? Там тоже фигурировали белые быки. Если это так, то такие сюжеты надо запикивать, а не закрашивать, чтобы защитить права детей до 16 лет.

Даже у К.П.Брюллова встречается изображение быков (волов).

Сам Зевс похищал Европу (да и кто ее, ласковую, не похищал в 20  и 21 веках?), перевоплотившись в быка, но на картине  В.Серова «Похищение Европы» бык получился какой-то не очень, напоминает небольшой корабль береговой охраны, который гонится за нарушителями границы, потому картинку опускаем.

Зато один из славнейшей семьи Клодтов,  племянник выдающегося русского скульптора Петра Клодта, – Михаил Константинович Клодт  фон Юргенсбург – изобразил премилых отдыхающих рядом с водопоем коров во время летнего зноя, когда всем хочется сначала поесть, потом попить, а потом поспать,  таково идейное содержание этой картины, причем выраженное именно в коровах.

Заодно не будем очень строги и к балеринам Дега, некоторые из них довольно милы.

Зато сравнивая другую танцовщицу Дега с балеринами блестящего советского скульптора Янсон-Манизер, приходим к выводу о том, что балерины в 19 веке были не те: то перекормленные, то недокормленные.

3. Продолжение. 1940-й год. 1941-й год. Париж – Нью-Йорк.

Эпиграф (все тот же). Кому война, а кому мать родна.

«Когда в июне 1940 нацистская Германия вторглась во Францию, Жорж Вильденстейн оставил 329 произведений искусства на хранение в Парижском филиале Банка Франции, 82 передал Лувру, но многие поневоле бросил в выставочных залах галереи и в собственном доме в предместье Парижа. Некоторыми из них в конце концов завладел Геринг. Жорж Вилденстейн перебрался в Экс (юг Франции), поручив ведение дел Роже Декуа, в течение нескольких лет до этого руководившему Лондонским филиалом фирмы. Жорж Вильденстейн сделал чрезвычайно дальновидный выбор, ведь, по его собственным словам, Декуа принадлежал «к тому типу французов, что весьма по душе англосаксам». К тому же торговец он был хоть куда. Его перевели из Лондона в Париж как раз вовремя, чтобы посмотреть поддадутся ли его обаянию англосаксы тевтонской разновидности.  Оказалось, что и они не устояли. В ноябре 1940 в Эксе состоялась необычайно важная встреча Хаберштока (нацистский торговец картинами, которому Вильденстейн продал Гогена в 1930-ых). Даниэль Вильденстейн, ставший свидетелем по крайней мере части этих переговоров, говорит, что Хабершток обещал Жоржу Вильденстейну «статус почетного арийца», если тот вернется в Париж и продолжит вести бизнес» (ФК, стр. 173).

Но Вильденстейн благоразумно отбыл в США. В Париже остался его заместитель Декуа.

«В сентябре 1941 швейцарский коллекционер Эмиль Бюрле приехал в Париж купить у Декуа двух Ренуаров, Грёза и Давида. В 1942 Декуа через посредство Хаберштока продал только что основанному Музею Фюрера в Линце два знаменитых полотна Рембрандта из коллекции давнего клиента Вильденстейна – виноторговца Этьена Николя -за 60 000 000 франков» (ФК, стр. 174)

«Нью-Йорк военного времени как нельзя больше подходил для заключения выгодных сделок и проведения аукционов. Появление множества европейцев, либо торговцев предметами искусства, либо коллекционеров, подстегнуло местный рынок. Аукционный дом «Парк-Бёрнет» (в Нью-Йорке) объявил, что на 1941 г. пришелся его лучший сезон за последние 12 лет, а прибыль увеличилась на 54% по сравнению с прошлым годом. Среди вновь прибывших в Нью-Йорк были столь крупные торговцы произведениями искусства, как Вильденстейн (Жорж) и Розенберг, которые смогли вести дела и во время эмиграции, при этом, разумеется, делая что-то на благо победы. Эти двое оказались в числе неустрашимых борцов с нацистским режимом, которых довольно язвительно окрестили Сопротивлением с Пятой авеню. Молодой Даниэль Вильденстейн во время войны служил в интендантских частях Военно-морского флота США, где главной его заслугой стали непрерывные бесперебойные  поставки хорошеньких секретарш в верхние эшелоны командования ВМФ» (ФК, стр. 175)

Справка. Пятая авеню – самая известная улица на Манхэттене в Нью-Йорке с массой модных бутиков.

«В своей книге Даниэль Вильденстейн (1917-2001) даже говорит, что им довелось вести дела с дочерью Иоахима фон Риббентропа. Это была сделка с совестью, которая, однако, в конце концов принесла прибыль» (ФК, стр. 175).

Заметим, что эта сделка не ускорила открытие второго фронта американцами и англичанами (второй фронт был открыт 6 июня 1944 для того, чтобы вместе с СССР испытать радость победы, к тому времени Советский Союз уже воевал три года и нацистская Германия была уже обречена).

Филип Хук отмечает высокий профессионализм Вильденстейнов, важность созданного ими каталога, а также их привычку вращаться в изысканных кругах общества. Заканчивается повествование об этом семействе анекдотическим эпизодом.

Когда папа Павел VI пригласил Даниэля Вильденстейна обсудить возможность продажи «Пьеты» Микеланджело, ошарашенный Вильденстейн стал отказываться от комиссионных за свои услуги. «Еврей продает «Пьету» Микеланджело? – воскликнул Даниэль. – Да меня же за это распнут!». Папа благодушно улыбнулся: «И вы будете не первым распятым евреем» (ФК, стр. 179).

Микеланджело сваял не одну «Пьету». Филип Хук в тексте не уточняет, о какой шел разговор, фантастичность ситуации говорит о том, что речь идет не о какой-нибудь «Пьете Ронданини», а о той самой «Пьете», которая находится в соборе Св. Петра в Риме и на которой, как написал наш А.Н.Рамазанов, скульптор не очень скромно начертал свое имя (на ленте на плече Богородицы).

4. Папаша Воллар. Опять про Пикассо (1881-1973).

Пикассо оценил заслуги Амбруаза Воллара и изобразил его, да так, что можно задаться искусствоведческим вопросом: двоилось или троилось изображение в мозгу художника? Имеется, надо сказать,  и не кубистический портрет, но тоже слабый.

Воллар не любил кубизм, потому с радостью сбагрил эту живопИсь копающемуся в дешевых отбросах в Париже русскому коллекционеру Ивану Морозову за 3000 франков. Воллар не любил ни «голубой период», ни «розовый период» Пикассо.

Амбруаз Воллар (1866-1939) родился во французской глубокой колониальной провинции на острове Реюньон в Индийском океане и, как пишет Филип Хук, был «аутсайдером» – приехал в Париж в возрасте 21 года. Бросил юриспруденцию, обнаружив охоту «рыться на прилавках с подержанными гравюрами и рисунками на побережье Сены» (недалеко от Нотр-Дам-де-Пари и сейчас на набережной толкучка).

Справка. Реюньон – крохотный остров около Мадагаскара, от Парижа лететь 9380 км, примерно 11 часов.

«Впервые Воллар увидел картину Сезанна в лавке папаши Тонги, пожилого оборванца, симпатизировавшего коммунарам и покровительствовавшего новым художникам, поскольку «ему было угодно видеть в них мятежников, вроде самого себя», – по воспоминаниям Воллара.

Там он и познакомился с продукцией Дерена, Матисса, Пикассо, Руо, Вламинка. Торговал Мане, Ван Гогом и Гогеном.

Воллар владел монополией на Сезанна до самой смерти этого художника в 1906. Воллар по-простецки троллил покупателей. Так, за одного Сезанна он просил 30 000, а когда покупатель захотел купить три картины, он назвал 150 000, аргументировав тем, что в этом случае у него ничего не останется. В другой раз клиент снизил цену со 120 000 до 100 000, в ответ Воллар поднял цену до 150 000. Читатель и сам без особого труда может придумать, как еще можно нахамить покупателю.

Клиентов Воллар презирал, он считал, что не надо объяснять покупателю картину.

История про сумасшедших.

«Воллар, суховато веселясь, наблюдает за своими глупыми клиентами. Особенно его позабавила группа ценителей, которые, узнав, что произведения троих «безумцев»: Сезанна, Гогена и Ван Гога – сильно выросли в цене,  решили, что определить, каким картинам суждено добиться успеха на следующем этапе, лучше всего сможет другой безумец. Они задумали создать инвестиционный фонд, «который предоставили в распоряжение какого-то полоумного, и отправили этого полоумного в Париж в сопровождении делегата группы, дабы оттуда тот переслал домой картины, отобранные умалишенным».  (ФК, стр. 212)

За 83 картины Дерена Воллар заплатил 3300 франков, даже не взглянув на картины, потом вспомнил опыты Моне с сериями однотипных картин, и послал Дерена в Лондон за видами Лондона.

В 1901 Воллар устроил первую выставку молодого испанца Пикассо в Париже, на которой представил 65 картин и множество рисунков. Никто не заметил ни выставки, ни этого испанца. Кстати, на СКУЛЬПТПРИВЕТ  уже цитировались безобразные воспоминания Пикассо об этом периоде его жизни, когда он, бедный, как церковная крыса, бегал с пистолетом и занимался вандализмом, выучивая и распевая неприличные песни таких же нищих, как он сам, латиноамериканских «художников». От этих песенок впоследствии «вяли уши» у его жены, когда к нему в 1950-ых, уже разбогатевшему не в последнюю очередь на русских клиентах типа Морозова,  в гости на виллу «Калифорния» на Лазурном берегу во Франции приезжал весьма известный советский искусствовед Михаил Алпатов. Не случайно Филип Хук подчеркивает садистические наклонности «художника», которые не обошли стороной и Алпатова, вынужденного созерцать, как престарелый Пикассо забавляется с пистолетом. Почему к Пикассо приезжал Алпатов в командировку? Да потому, то Пикассо был коммунистом. Вот так в СССР пытались усидеть меж двух стульев и досиделись до мирового геморроя.

 

Воллар купил автопортрет Гогена за 600 франков (мизер), продал за 3000, за два пейзажа Сезанна он дал 600 франков, поясняя в письме низкую цену тем, что «натюрморты пользуются большей популярностью, чем грубоватые, словно неоконченные ландшафты» (ФК, стр. 216). Мягко сказано: «грубоватые», однако, лохи уже были в изобилии, потом он толкнул один пейзаж немцу, другой – американцу за 100 000, но через 14 лет.

Воллара рисовали многие, хотя и не очень хорошие «художники». «Внешний облик Воллара произвел на Пикассо столь неизгладимое впечатление , что однажды в старости, отрезая себе кусок языковой колбасы, он приподнял его, показал присутствующим и сказал, что он весьма напоминает ему черты торговца картинами» (ФК, стр. 218).

Как-то раз Гертруда Стайн пришла в галерею Воллара покупать Сезанна. Там царил полный хаос. Воллар, как всегда, троллил покупателя и показывал не то, что нужно, в частности, огромный холст с малюсеньким пейзажем. Она попросила что-нибудь постандартней.

«В это мгновение с лестницы спустились друг за другом две пожилые уборщицы и вышли из помещения. Тут Гертруда Стайн задумалась, а что, если художник Поль Сезанн на самом деле не существует, им просто притворяются две эти женщины и наскоро изготавливают Сезаннов в задней комнате, следуя не очень точным указаниям хозяина?» (ФК, стр. 220)

Нравится лохам хамство, особенно почитательницам. Одна из почитательниц … нет, не постимпрессионистов, а самого Воллара, – писала в письме своей подруге: «Воллар – гений своего ремесла, он может продать ВСЁ». Действительно, он был трудным «партнером, поскольку убеждал клиентов не покупать его картины». Ну, нравится, нравится кому-то Воллар! По принципу «настоящий мужчина должен быть вонюч и груб».

В сознании маленького сына Ренуара денежный успех настолько ассоциировался с Волларом, что мальчик считал, что американской валютой является не доллар, а «воллар».

Мучился Воллар под конец жизни от того, что горько ему было осознавать, что он ранее продал картины, которые теперь так выросли в цене.

В 1930-ых Воллар заказал Пикассо серию офортов «Сюита Воллара» с минотаврами и прочей похабненькой чертовщиной, но Воллар не виноват в «чертовщине», поскольку «художник» выбирал сюжеты самолично.

Воллар дружил с Ренуаром, но не поленился разрезать крупноформатные холсты Ренуара. К радости японских коллекционеров, которых можно было после этого бесконечно снабжать клочками Ренуара в 1980-ых, поскольку подлинность для них значила больше, чем качество.

Имея монополию на Сезанна, платил ему мизерные суммы, еще более ничтожные суммы он платил за таитянские работы Гогена, оправдываясь тем, что никто не хотел платить за них больше.

«Продать картины Гогена было трудно. Даже Гертруда Стайн, впервые увидев картины Гогена в галерее Воллара решила, что они «ужасны».

Воллар купил множество картин Дега после его смерти в 1917 и, «по-видимому, велел несколько подретушировать. Внимательное сравнение этих произведений с фотоснимками, на которых они запечатлевались тотчас после появления на свет из мастерской Дега в своем первозданном виде, свидетельствуют о том, что в одном-двух случаях их подвергали ретуши: где-то добавлено лицо, где-то выпрямлена рука или нога» (ФК, стр. 227).

Как поется в одной известной песне, которую особенно классно исполнял Ф.И.Шаляпин, «и нечестивец старый скончался, как и жил». Воллар ушел из жизни в 1939.

По первой версии ему проломила голову упавшая скульптура Майоля, когда он вез ее в машине. Это маловероятно, так как скульптуры у Майоля гладкие, это не Джакометти, о скульптуры которого можно проткнуть голову.

По второй версии его убили заговорщики с целью завладеть содержимым его галереи. Во всяком случае после смерти Воллара его коллекцию перевозили морем из Франции в Америку. Однако, не задалось: корабль, перевозивший картины, был задержан на Бермудских островах британскими властями, а груз был конфискован до конца военных действий по подозрению, что они могут быть проданы немецкими агентами, а деньги пойдут Германии.

Ответственным за конфискацию картин был молодой офицер британской разведки Питер Уилсон, тот самый, который впоследствии возглавил «Сотби». Но тогда что-то не сложилось с продажей картин и только впоследствии эта коллекция была распродана в 2010 г. на аукционе в «Сотби». Уилсона уже не было, а саму распродажу разрекламировали фразой «Tresors du Coffre Vollard» («Сокровища из сундука Воллара»).