Как травили Брюллова. А что сейчас?

С 24 января по 24 июня 2018 г. Государственная Третьяковская галерея (генеральный директор З.И.Трегулова) организовала выставку портретов из частных собраний Карла Павловича Брюллова (1799-1852), автора «Последнего дня Помпеи».

На стр. 94 книги «Карл Брюллов. Избранное. Портреты из частного собрания Санкт-Петербурга», 2018  (далее – Каталог), посвященной этой выставке, и подготовленной Государственной Третьяковской галереей, читаем:

«К.П. Брюллов познакомился с Э.Т.Тимм весной 1838 года в мастерской художника-баталиста А.И.Заурвейда в Санкт-Петербурге. Бракосочетание художника состоялось 27 января 1839 года. Однако брак был кратким.  Молодая супруга тайно сбежала от Брюллова 8 марта. Тимм жила за границей, где продолжала музыкальные занятия, брала уроки у Фредерика Шопена». (Цитата с небольшими сокращениями).

     0. (Нулевой свидетель).

Далее приводится дословно без сокращений версия развода Брюллова в изложении П.П.Соколова, которую авторы-составители Каталога как раз и выбрали для характеристики Брюллова в связи с портретом его жены: «Это была девушка замечательной красоты, дочь ревельского бургомистра Тимма, брат которой вскоре сделался известностью как хороший рисовальщик и издатель «Художественного листка» в 1854 и 1855 гг. При виде этой очаровательной девушки меня охватило чувство жалости к ней. Она, свеженькая, 18-летняя, как махровый цветок, дышащая жизнью и здоровьем, рядом с обрюзгшим и опухшим от пьянства и разврата (Брюлловым) представляла грустное зрелище. Увлекшись его славой и принуждаемая родителями на «выгодную партию», она находилась в счастливом неведении и принимала за любовь его сладострастные порывы… Моим опасениям за несчастную жертву пришлось осуществиться. Немного больше года промучилась она с ним и уехала к отцу – не выдержала. После медового месяца, когда у несчастной девушки раскрылись глаза, дядюшка начал ревновать ее безусловно ко всем окружавшим, даже приревновал ее к императору Николаю Павловичу».

Справка. Обливший грязью Брюллова Павел Петрович Соколов (1821-1899) – племянник К.П.Брюллова (сын его сестры  Юлии Павловны). Его отец – известный портретист – акварелист, академик, пользовавшийся огромный успехом. Два брата Соколова Павла Петровича – Александр и Петр тоже были художниками и, судя по всему, преуспели  в жизни и в искусстве больше, чем их брат. Павел Петрович Соколов в своих воспоминаниях жалуется на недоброжелательство дядюшки – Карла Брюллова, хотя это утверждение не соответствует воспоминаниям его брата Александра, который писал, что  Карл Павлович и его брат Александр Павлович до конча жизни питали к их отцу Петру Федоровичу (Соколову) дружеское и родственное расположение. Если так, то откуда взялось недружественное отношение к племяннику? 

Написана эта гадость про Брюллова уже после его смерти (умер в 1852). На день венчания Брюллова его племянничку-писателю было 18 лет, как же он должен был смотреть на красавицу жену Брюллова! А на успех Брюллова? Однако, смотрел ли он при этом на самого Брюллова? Не смотрел, да и вообще не присутствовал (см. показания свидетеля № 3).

Есть свидетель свадьбы и сорока одного дня совместного пребывания Брюллова с молодой супругой, видевший, как печален был Брюллов в день свадьбы (а вовсе не «сладострастен») и как он «мучил» жену. В Каталоге об этом ни слова, неужели в Третьяковке никто не знает этого свидетеля?

Кстати, откуда племянник взял год «мучений» Э.Тимм, когда «сбежала» она от Брюллова через 41 день после свадьбы (можно посмотреть даты).

В Каталоге, кроме этой характеристики, еще раз цитируется тот же племянник, где дается не менее омерзительное описание внешности Брюллова. В интернете любят давать психоаналитические портреты Брюллова, любят цитировать Соколова-младшего. А отец его был очень хорошим акварелистом – было от чего сыну озлобиться.

Прежде, чем дать слово прямому свидетелю, дадим слово двум людям, книги которых цитируются в Каталоге.

1. (Первый свидетель – получил информацию из «материалов дела»).

Читаем фундаментальную замечательную книгу о Брюллове (есть ли еще такая?): автор Э.Н.Ацаркина «Карл Павлович Брюллов. Жизнь и творчество», 1963, издательство «Искусство». Именно автор этой книги еще в 1958 занималась атрибуцией портрета Э.Тимм (то есть установила, кто изображен на картине), представленного на недавно прошедшей в Третьяковской галерее выставке. И именно при описании этого портрета облит грязью Брюллов в Каталоге, изданном в 2018. Изучив материалы, Э.Н.Ацаркина в 1958 написала о женитьбе Брюллова специальную статью. Учитывая, как все это пятнало и было тяжело великому живописцу, в своей книге для широкого читателя она чрезвычайно деликатно (в примечании, отсылающем к другому примечанию), в самом конце книги, до которого не всякий дойдет, на стр. 509 кратко изложила причину развода:

«Здесь мы вкратце приводим основные факты из истории развода Брюллова, которого ложно обвиняли в дурном обращении с молодой женой. Подлинной причиной, побудившей художника развестись с женой, была ее связь с одним из ближайших родственников, которая не прекратилась и после замужества. Молодая женщина, уличенная Брюлловым, была вынуждена признаться в своей неверности. 8 марта 1839 г. она покинула дом мужа и стала требовать присуждения «пожизненной пенсии». Брюллов отказался выплачивать жене требуемую большую сумму и стал хлопотать о разводе, который был оформлен в конце 1839 г. Эмилия Тимм вскоре вышла замуж вторично за сына писателя А.Н.Греча».

А на стр. 216 Э.Н.Ацаркина пишет: «Развод Брюллова не только вверг его в тягостное душевное состояние, но вызвал также опалу со стороны придворных кругов. Светские почитатели искусства мастера решительно от него отвернулись».

Таким образом, причина развода – инцест с родным отцом. Не удивительно, что Священный Синод, видимо доподлинно информированный обо всех обстоятельствах дела, так быстро дал согласие на развод обратившемуся с такой просьбой Брюллову.

2. (Второй свидетель – ученик Брюллова, золотой медалист Академии художеств)

Н.А.Рамазанов пишет: «Успехами своими он далеко оставлял за собою не только сверстников, но и старших себя; уже и в ту пору он был предметом зависти и вечной ее спутницы – клеветы, да и во всю его жизнь зависть и клевета не дремали, имея девизом: он выше нас, это нетерпимо, будем бросать в него грязью!». Эта цитата тоже вставлена в Каталог, похоже, не все его составители согласны со свидетелем № 0.

Справка. Ни одна книга по изобразительному искусству России первой половины XIX века не обходится без цитат из вышедших в 1861 «Материалов для истории художеств в России» скульптора, золотого медалиста, Н.А. Рамазанова (1817-1865). Рамазанов был послан в Рим в 1843 за казенный счет (как достойный этого), но был оттуда даже выдворен досрочно (по молодости чего не бывает, а, может, и чиновник, ответственный за надсмотр за пенсионерами, был неправ), но не озлобился и не стал клеветать ни на власти, ни на великих художников. Многие имена «воскресил» он в своих Материалах: такова его заметка о безвременно умершем и поражавшем в Академии всех талантом младшем брате великого художника – Иване Брюллове. Кстати, вот такое получается семейство – все таланты или гении, ведь еще были: брат – великолепный живописец и архитектор – А. Брюллов, а у брата – сын, тоже хороший художник, а отец Брюллова – тоже хороший художник, одним словом, «ген на все прекрасное». А как Рамазанов  описал переживания К.П. Брюллова в связи со смертью С.И.Гальберга (самый лучший по мнению Брюллова скульптор того времени в России). Рамазанов как скульптор не был непосредственно учеником Брюллова, но лично контактировал с ним, Брюллов лично давал ему советы (об этом  как-нибудь позже).

Надо учитывать, что только в 1835 Брюллов вернулся из Италии в зените славы  после своего «Последнего дня Помпеи». А травля как раз пришлась на период после женитьбы Брюллова в 1839. Поэтому слова Рамазанова прежде всего надо относить к этому периоду. Из депрессии, вызванной женитьбой и последовавшей травлей художника, помогла ему выйти все та же С.Ю.Самойлова, его почитательница и благотворительница, независимая богачка, ненадолго приехавшая из Европы в Петербург. Именно в период «семейных неурядиц», как пишет Э.Ацаркина, он начал и окончил свой шедевр – знаменитый портрет Самойловой:

На стр. 200 своих материалов Рамазанов так описывает «их нравы» со слов молодого художника, случайно ставшего свидетелем происходившего: «В Петербурге, в одном великосветском обществе, довольно многочисленном, вели разговор о Брюллове, браня и черня его как художника и как человека, без сомнения на французском диалекте. Поносили его и те из гостей, которые, по-видимому, знали его лишь по слухам…Как вдруг лакей доложил, что приехал Брюллов. Все смолкло. Вошел художник и все подобострастно обступили его и обратились к нему с разными расспросами, уже по-русски. Невольно разговор зашел об искусствах.

Утомясь и соскучив, Брюллов собрался домой, и как ни упрашивали его остаться, намекая на великолепный ужин, он уехал.

В том же обществе был молодой художник А.М.М-ъ, бывший свидетелем всего происходившего; озадаченный двуличием присутствовавших, он обратился к дочери хозяина дома, действительно образованной девушке, с вопросом: скажите, за что же эти люди ругали Брюллова, – и в то же время, при появлении его, слушали с такой жадностью его речи?  О, как вы молоды,- ответила дочь хозяина, – да разве эти люди могут смотреть прямо на солнце? Не нужно ли им сперва закоптить, зачернить стеклышко, чтобы обратить глаза на светило?»

3. (Третий свидетель – прямой свидетель).

Был вхож и приглашаем в дом Брюллова, много лично контактировал с его женой в течение тех самых 41 дней брака, а также непосредственный свидетель венчания Брюллова. Кто такой? На сей раз нам поможет в сборе доказательств опять же «ее величество» – книга, но на сей раз пришедшая к нам из «матери городов русских» – Киева.

Удивительно чудесная книга (скорее альбом) «Повесть Тараса Шевченко «Художник», Киев, издательство «Мистецтво», 1989, составитель Л.Н.Сак (честь ему (ей?) и хвала!). Альбом содержит по сути автобиографическую повесть Шевченко «Художник», но на самом деле – это чудесный срез эпохи Брюллова с 300 иллюстрациями, массой документов по каждому имени и поводу.

Там тоже есть фото злополучного портрета «Эмилии Тимм», но уже прямо написано, что это Э.Тимм (а не некая «незнакомка», как в Каталоге). Скажем так: вероятность, что это не Тимм,  1% из 100%, а, как написано в учебнике Гмурмана по «Теории вероятности» (для технических вузов), «маловероятные события невозможны» – естественно, очень маловероятные, но это уже близко к квантовой механике, где «частица то ли есть, то ли ее нет»). Идя по этому «сомнительному» пути атрибуции, можно договориться до того, до чего договорился хороший математик (если не изменяет память, тополог или геометр), а потом «историк» Фоменко: вроде и Куликовской битвы не было и т.п.

Справка. Кобзарь, Т.Г.Шевченко (1814-1861), крепостной.  Брюллову показали его рисунки и рассказали о том, что их нарисовал крепостной. Он немало хлопотал об освобождении Шевченко (украинский, а точнее, малороссийский, помещик Энгельгардт боялся «продешевить», продавая талантливого юношу).  Для освобождения Шевченко Брюллов написал на заказ портрет В.А.Жуковского. В итоге, как пишет сам Шевченко, «Жуковский, с помощью графа Виельгорского, устроил лотерею в 2500 рублей, и этой ценой была куплена моя свобода 22 апреля 1838 года».  Шевченко поступил в Императорскую Академию художеств, потом ее закончил. Естественно, его учителем стал Брюллов. Шевченко и Брюллов стали друзьями, между ними сложились доверительные отношения.

Таким образом, Шевченко в момент женитьбы Брюллова и его скоротечной семейной жизни (41 день) было примерно 25 лет, он уже год как отучился в Академии, а потому его воспоминания этого периода вызывают доверие.  Это потом он стал революционером и взгляды стали таковы, что И.Бродский упомянул его в стихотворении «На независимость Украины (1994)». Кроме того, других-то прямых свидетелей и нет.

3.1. Свадьба. Вот, что пишет Шевченко о дне венчания Карла Павловича Брюллова (цитируем с некоторыми сокращениями) – стр.213:

«В самый день свадьбы Карл Павлович оделся, как он обычно одевается, взял шляпу и, проходя через мастерскую, остановился перед копией Доминикино (был такой художник-классицист), уже оконченной. Долго стоял он молча. Потом сел в кресла. Кроме него и меня, в мастерской никого не было. Молчание длилось еще несколько минут. Потом он, обращаясь ко мне, сказал: «Цампиери (другое имя Доминикино) как будто говорит мне: «Не женись. Погибнешь». Я не нашелся, что ему сказать, а он взял шляпу и пошел к своей невесте. Во весь день он не возвращался к себе на квартиру. Приготовлений к празднику не было совершенно никаких. Даже ростбифа Лукьян (слуга Брюллова) не жарил в этот день. Словом, ничего похожего не было на праздник… Церковь уже была освещена, и Карл Павлович с Заурвейдом и братом невесты был в церкви. Увидя нас (Шевченко и другого ученика Штернберга), он подошел, подал нам руку и сказал: «Женюсь». В это самое время вошла в церковь невеста, и он пошел ей навстречу.

Я в жизнь мою не видел, да и не увижу такой красавицы. В продолжение обряда Карл Павлович стоял, глубоко задумавшись. Он ни разу не взглянул на свою прекрасную невесту. Обряд кончился, мы поздравили счастливых супругов, проводили их до кареты и по дороге заехали к Клею, поужинали и за здоровье молодых выпили бутылку клико. Все это происходило 8 генваря 1839 года. И у Карла Павловича свадьба кончилось бутылкой клико. Ни в том, ни в последующие дни не было никакого праздника».

3.2. «40 дней» брака. В продолжение этих дней супруги приглашали Шевченко к себе на обед, Эмилия пела. Как пишет Шевченко (стр. 220), «молодая хозяйка научила нас (Брюллова и Шевченко) играть в гальбе-цвельф (карточная игра) и проиграла мне двугривенный, а мужу каватину из «Нормы» и сейчас же села за фортепиано и расплатилась».

А вот, как Шевченко описывает пресловутые «страдания» Эмилии по прошествии недели после свадьбы (стр. 215):

«Только что я начал читать, как он остановил меня и довольно громко крикнул: «Эмилия!». Через минуту вошла ослепительная красавица, жена его. Я неловко поклонился ей, а он сказал: «Эмилия! На чем мы остановились? Или нет, садись ты сама читай. А вы послушайте, как она мастерски читает по-русски». Она сначала не хотела читать, но потом раскрыла книгу, прочитала несколько фраз с сильным немецким выговором, захохотала, бросила книгу и убежала. Он позвал ее опять и с нежностью влюбленного просил ее сесть за фортепиано и спеть знаменитую каватину из «Нормы». Карл Павлович тоже был очарован ее пением, потому что сидел он сложа руки над своим альбомом (всегда рисовал) и не слышал, как вошел Лукьян и два раза повторил: «Кушанья подано».

3.3. Роковой день развода (точнее, разрыва).

Вспоминает Шевченко (стр. 240):

«Это было в конце февраля; я по обыкновению обедал у них. В этот роковой день она мне показалась особенно очаровательною; за обедом потчевала меня вином и была так любезна, что когда пробило пять часов, то я готов был позабыть про класс, однако ж она сама мне про него напомнила. Делать было нечего, я встал из-за стола и ушел не прощаясь, обещая зайти из класса и непременно обыграть ее в гальбе-цвельф.

Классы кончились.

Захожу я по обещанию к ним, меня в дверях встречает Лукьян и говорит, что барин никого принимать не приказали. Я немало удивился такому превращению и пошел к себе на квартиру.

На другой день поутру из классов захожу я к Карлу Павловичу, вхожу в мастерскую, и он меня весело встречает такими словами: «Поздравь меня, я холостой человек!». Сначала я его не понял, но он повторил мне еще раз. Я все еще не верил, и он прибавил совсем невесело: «Жена моя вчера после обеда ушла к Заурвейдовой и не возвращалась»… На станке стоял неоконченный портрет графа Мусина-Пушкина. Он принялся за него. Как ни старался он казаться равнодушным, работа ему сильно изменяла. Наконец, он бросил палитру и кисти и проговорил как бы про себя: «Неужели это меня так тревожит? Не могу работать». И он ушел к себе наверх… В три часа меня встретил Лукьян в коридоре и разрешил мое недоумение, сказавши: «Барин просят обедать». Обедал я однако ж один, а Карл Павлович ни до чего не дотронулся, даже за стол не садился, а жаловался на головную боль, а сам курил сигару. На другой день он слег в постель и пролежал две недели; в это время я не отходил от него. В нем по временам показывался горячечный бред, но он ни разу не произнес имя жены своей».

Выводы. Из показаний Шевченко можно сделать вывод о том, что влюбленный Брюллов накануне свадьбы узнал от нее о том, что его невеста с «ангелоподобным лицом» не такой уж и ангел (после свадьбы тайное стало бы явным).  Был задумчив и мучился плохими предчувствиями в день венчания. Простил.  Слушал сладкоголосое пение. А потом, видимо, «застукал» супругу, уже находясь в браке. Потом ничего никому не сказал. Церковь, если и знает, тоже будет молчать.

Великосветски круги и их нравы мы видели. Они до Брюллова в 1837 уже «попрактиковались» на другом гении – А.С.Пушкине, отправив его на тот свет своей богомерзкой болтовней и «дипломом рогоносца». Брюллов выжил, но скольких лет жизни стоила ему эта женитьба, а скольких – мраморная пыль, которой он дышал, расписывая Исаакий, никто не посчитает.

А вот, как восприняли травлю художники («работяги») в Академии:

Шевченко пишет (стр. 244) «Не пишу вам о слухах, какие ходят о Карле Павловиче и в городе, и в самой Академии; слухи самые нелепые и возмутительные, которые повторять грешно. В Академии общий голос называет автором этих гадостей Заурвейда, и я имею основание этому верить. Пускай все это немного постареет, и тогда я вам сообщу мои подозрения».

Получается, что в наше время – некоторым не грешно. А в книге про Шевченко украинские коллеги постеснялись озвучивать версии развода Брюллова, а отослали к статье Э.Ацаркиной (см. п. 1).

Справка. Заурвейд А.И. (1783-1844), художник, рисовал батальные картины, преподавал в Академии брату жены Брюллова – В.Тимм (будущему живописцу, товарищу Шевченко).

Эпитафия-рекомендация. Господа, если кому придет желание плевать на могилу великого художника с территории Российской Федерации, то учтите, что для этого надо иметь очень сильные легкие. Если таковых нет, езжайте в Европу, оттуда ближе.

В 1849 Брюллов встретил знакомого и сказал ему, что едет умирать в Италию, так как знал, что сильно болен. Там еще работал. Дописать конный портрет князя Сан-Донато (он же Демидов А.Н., давший деньги на «Последний день Помпеи») не успел (или не хотел), голову на портрете дорисовал уже другой художник и это сильно чувствуется.

Список его последних работ составил тот самый радетель за народ критик В.В.Стасов (не удивляйтесь), который тогда работал секретарем князя Сан-Донато, а позже вдруг кто-то его попутал и стал ругать несусветно Брюллова (а Репин защищал).

Брюллов умер скоропостижно и похоронен на римском (некатолическом) кладбище для иностранцев близ Рима на Тестаччо.