Рамазанов и безвременно почивший Климченко

 

 

1. Н. А. Рамазанов и посмертная маска и портрет Гоголя

 

1.1. Отец Рамазанова

Скульптор, педагог и писатель-очевидец Николай Александрович Рамазанов (1817-1867) родился в семье известного комического актера императорской сцены. Мало, чей отец удостоился чести быть запечатленным Карлом Брюлловым.

Вопрос: как Брюллов познакомился с А. Н. Рамазановым? Томить не будем, ответим сразу.

Ответ: Президент Императорской Академии художеств А. Н. Оленин счел, что воспитанники Академии не умели «ловко ходить и кланяться», а потому к ним был приглашен актер А. Н. Рамазанова (отец скульптора) для обучения будущих художников, скульпторов, архитекторов… танцам. Брюллову было 22 года, он учился в Академии в 1809-1821, вот сразу и попрактиковался.

Как написала Искусствовед с большой буквы Э. Ацаркина, этот портрет работы Брюллова  относится к лучшим его ранним портретам, которые «говорили о неисчерпаемой вере (Брюллова) в душевные силы русских людей» (Э. Ацаркина. «Брюллов», 1963, стр. 46, ссылка на источник для тех, кто не поверил).

 

1.2. История с «подгулявшим немцем» и заповеди учителя Рамазанова

Жизнерадостный нрав, любовь к сцене и желание все посмотреть и везде поучаствовать подвели Н.А.Рамазанова (скульптора) под царский гнев: он был возвращен в 1846 в Россию из Рима досрочно. Свое излишнее жизнелюбие понимал и сам Рамазанов. В своих «Материалах для изучения художеств в России» повзрослевший скульптор описывает один эпизод из своей ученической молодости, произошедший с ним задолго до римской истории. С большой любовью он пишет о своем учителе Б.И.Орловском (1792-1837, умер в один год с Пушкиным).

«Бывши также учеником Б.И.Орловского, я увлекался балами и вечеринками, для чего требовались перчатки и другие галантерейные мелочи; а денег не было. Тайком от моего профессора сделал я статуэтку немца, загулявшего на Крестовском острове, – и едва успевал отливать из формы экземпляры, так велико было на них требование, – стало быть явились и деньги. Как-то Орловский встретил формовщика с этой статуэткой и спросил: кто делает? – формовщик назвал меня. Вскоре я был призван к Борису Ивановичу, и принес, по его желанию, и форму статуэтки немца. «И вот, чем вы занимаетесь!» – начал упрекать меня Орловский. – «Мне нужны деньги», – ответил я. – «Для вышивки золотых петлиц на мундире (это делали ученики-щеголи)», – с горькой усмешкой заметил мой профессор. – «Нет, для покупки книг». – «Книг?! Будет с вас 50 рублей (ассигнациями)?» – «Очень достаточно!» – «Вот вам деньги, но разбейте на моих глазах эту форму!»  Тут я исполнил желание Бориса Ивановича, который успокоившись обратился ко мне со следующими словами, занесенными потом в мой дневник: «Бросьте вы эту мишурно-веселую жизнь, оставьте балы и вечеринки; любите постоянно ваше искусство и доказывайте любовь эту произведениями, которые так легко вам даются. Бог одарил вас способностями, в вас самих часть Его неоцененная, а вы ею пренебрегаете, и хотите этими способностями лишь блеснуть в рассыпную в обществе, тогда как они должны бы быть сосредоточиться в вашей мастерской. Имея все средства, вы не хотите стремиться к высшей, благороднейшей, назначенной вам цели. Когда я учился, я в модных шинелях не ходил, а носил халат, отец оставил  мне в наследство десять копеек медью (Орловский получил освобождение из крепостной зависимости в 1822 в тридцать лет, пройдя нелегкую школу мраморщика! – примеч. автора), две чистых рубахи и икону Божьей Матери, перед которой, вы видите, ежедневно теплится лампада; но через труд и старание, не обладая необыкновенным талантом, я достиг того, чего достигают немногие. Не прерывайте ваших занятий; вы знаете, как трудно, вынув из центра ножку циркуля, поставить его опять в том же центре с совершенной точностью. Торвальдсен (Орловский был послан Александром I на учебу в римскую мастерскую Торвальдсена со специальным сопроводительным письмом царя, где проучился с 1823 по 1829 годы – прим. автора) говаривал мне  так: к небрежности и лени можно привыкнуть очень скоро; сперва мы отстегиваем одну пуговицу у сюртука, на другой день мы позволяем себе отстегнуть другую и так идем далее, пока не снимем совершенно сюртука».

Повторяю, занимайтесь и занимайтесь не для медалей; за наградами не гоняйтесь, пусть они за вами гоняются!»

Все это сорокачетырехлетний Орловский сказал девятнадцатилетнему Рамазанову примерно в 1836 году, т.е. за год до своей смерти (тоже надышался мраморной пылью).

А вот, как должна выглядеть биография ребенка (и, кстати, как примерно она и выглядела в эпоху расцвета науки в России при советской власти- без всяких диких подработок  учащихся между занятиями).

Рамазанов начал учиться в Академии художеств в 9 лет в 1827, потом его в 1831 сократили в связи с реорганизацией (упразднением младших классов). В 1832 вторично принят в Академию. В 1836 определен в класс Б.И.Орловского. В 1837 Орловский умер, Рамазанов занимался под наблюдением С.И.Гальберга, тот тоже умер в 1839. Окончив Академию художеств с золотой медалью, сначала был задействован в работах над скульптурными проектами в России, а потом был послан стажироваться в Рим.

1.3. Скульптуры Рамазанова

В свое время приглашенный Екатериной II для работы над памятником Петру I уже немолодой французский скульптор М.Э.Фальконе (1716-1791)  примерно в 1770-ые привез в Академию художеств в Россию образцы. Среди них фигурировал «Милон Кротонский», вполне себе реальный древнегреческий атлет, развивший необычную силу кистей рук. Уже под конец жизни он решил разорвать пень, засунул в трещину пня руку, ни разорвать, ни высунуть руку не смог, тут-то его и сожрали дикие звери. Фальконе был большим почитателем Пьера Пюже (1620-1694), первым создавшим сокрушительный шедевр – огромного мраморного Милона Кротонского.

Одно слово: Пюже – гигант, скульптура его гигантская и дворик Пюже в Лувре гигантский, многоярусный и со стеклянной крышей. То был королевский Париж – крыло Ришелье с великолепными двориками было достроено при Наполеоне III во второй половине XIX века. Не любил Наполеон III импрессионистов, а его самого не признавал в качестве законного короля наш Николай I, что не мешало совпадению аристократических вкусов.

В 1835 из Италии триумфально после картины «Последний день Помпеи» вернулся К.П.Брюллов. Рамазанов посещает классы Брюллова, при котором «натурный класс ожил и обновился». Рамазанов в 1836 получает серебряную медаль второго достоинства за «лепление с натуры».

В 1839 Рамазанов создает свою дипломную работу «Фавн с козленком». Именно Брюллов советует ему устранить одну существенную композиционную ошибку, положив на спину козла гроздь винограда, поскольку завтра уже – показ работы. Этому завлекательному случаю посвящена статья на СКУЛЬПТПРИВЕТ.

За дипломную работу Рамазанов получает большую золотую медаль. Про золотую медаль он написал специальную статью. Успехи открыли дорогу в Рим в качестве пенсионера Академии художеств.

Запечатлел Рамазанов и бессменного вице-президента Академии художеств Ф.П.Толстого, тонкого мастера барельефа, любимого многими, включая царя и молодых художников.

Толстой очень тепло относился к Рамазанову, считал его умным и талантливым молодым человеком, бранил его за излишнюю пылкость и ветреность.

С большим прискорбием вспоминали мы гибель мраморной «Нимфы, ловящей бабочку на плече» Рамазанова при ее транспортировке из Рима в Петербург, остался рисунок.

В 1843-1846 Рамазанов стажировался в Риме. За свое поведение (и это не только конфликт с куратором Килем, но и конфликт с папской полицией в Риме) был отозван досрочно в Россию, по дороге заболел, да так, что оказался в больнице для душевнобольных. Однако, благодаря вмешательству русского консула его поместили в хорошую клинику, он выздоровел, благополучно вернулся в Санкт-Петербург.

Рамазанов переехал в Москву в 1847, где в Московском училище живописи, ваяния и зодчества стал преподавать скульптуру во вновь открытом скульптурном классе.

Он поощрял жанровые устремления своих учеников С.В.Иванова, М.А.Чижова и других.

Рамазанов, как и его товарищи, хотел работать над русскими образами. Так в 1852 он сообщил К.П.Брюллову, что приступил к созданию образа «Татьяны» – героини романа Пушкина в стихах «Евгений Онегин». Место нахождения мраморной статуи неизвестно. По воспоминаниям дочери Рамазанова он долго искал прототип Татьяны, изобразил ее сидящей на стуле, босой, в ночной рубашке, держащей письмо Онегина, ему удалось передать национальные черты героини, ее простоту, благородство, обаяние.

Будучи искусным мраморщиком, Рамазанов перевел в мрамор портреты А.С. Пушкина в 1854 и И.А.Крылова в 1857, созданные его учителем С.И.Гальбергом за двадцать лет до того.

Все четверо скульпторов Ставассер, Рамазанов, Климченко, Антон Иванов обратились с предложением субсидировать их работы по переводу в мрамор работ их учителей (Гальберга, Орловского). Можно только сожалеть, что не было таких грандиозных мастерских, какие были у Кановы и Торвальдсена, где все было поставлено на поток, а от мастеров требовались лишь глиняные «идеи». Тогда и мраморных шедевров осталось бы от наших скульпторов намного больше.

Рамазанов удостоился звания академика, а затем и профессора.

Рамазанову довелось украшать барельефами Храм Христа Спасителя в Москве в 1849-1850 годах, украшать барельефом «Славянские трофеи» Александровский зал Большого Кремлевского дворца в Кремле в Москве, построенного по распоряжению Николая I в 1838-1849 годах. Вот уж поистине царь-созидатель, только сейчас раскрываются лучшие его черты.

Довелось Рамазанову украсить постамент одного из лучших конных памятников мира – памятник Николаю I работы П.К.Клодта (1805-1867) перед Исаакиевским собором.

И хотя Николай I к моменту создания памятника уже умер, повествование заставляет опять говорить о его делах.

Справка. Веребьинский мост – на момент открытия в 1851 самый высокий и длинный железнодорожный мост на Николаевской железной дороге. Именно Николай I в 1842 подписал указ о строительстве железной дороги между Санкт-Петербургом и Москвой, потребовались огромные средства, в 1846 началось строительство (до того велись проектно-изыскательские работы), а в 1851 железная дорога была официально открыта.

Справка. Холера 1831 года – первая эпидемия холеры в России, шла с юга с долины Ганга в Россию два года, началась в Киеве, потом Москва, потом Санкт-Петербург. Совпала по времени с польским восстанием, из-за чего в столице распространились слухи, что это поляки подкупают отравителей и сами отравляют воду: знали про русофобию и тогда, но тогда была холера. Наконец, в июне 1931 произошел холерный бунт – на Сенной площади была разорена холерная больница, были убиты полицейские. Только появление Николая I в толпе народа успокоило ситуацию. Николай I был мужественным монархом, за 6 лет до того он пошел в толпы солдат во время декабристского восстания, отвел от России очередное смутное время. Куда же денешься от ручного управления?!

За барельефы, украсившие постамент памятника Николаю I, Рамазанов был награжден орденом Святой Анны третьей степени.

Незадолго до своей смерти деятельный по натуре Рамазанов с учениками приступил к созданию масштабной этнографической выставки «Народы России» для ныне несуществующего Румянцевского музея. Скульпторы лепили головы людей, по которым потом делали фигуры из папье-маше. Предполагалось сделать около 300 фигур всех типов народов, населяющих Россию, в национальных костюмах. Задумывались две картины на сюжеты «Нижегородская ярмарка» и «Шествие многочисленных богомольцев», идущих на поклон святым мощам в Киево-Печерскую лавру.

Трудоемкая работа, холод в мастерской, пары мышьякового мыла, которым обрабатывали манекены от моли, частые разъезды за материалами для выставки, подорвали здоровье и привели к тому, что, который уже по счету, скульптор заболел чахоткой. Умер профессор Н.А.Рамазанов в 1867 через год после того, как было удовлетворено его прошение об увольнении из Училища живописи, ваяния и зодчества.

За два своих крупных деяния нужно быть особенно благодарным Рамазанову: за его знаменитые «Материалы для истории художеств в России», изданные в 1863, и за создание московской школы скульпторов. Как это иногда случается, талантливый скульптор или художник оказывается талантливым литератором и педагогом, таков Рамазанов.

Этимология его фамилии выводит нас на слово «рамазан» или «рамадан», что красноречиво характеризует такое чудесное многообразие России.

1.4. Портрет и посмертная маска Гоголя

Обычной практикой в то время было снятие посмертных масок. Это часто делали высоко профессиональные скульпторы. Часто на основе этих масок потом создавались портреты умерших.

Рамазанов виделся и общался с Гоголем в Риме, явно вдохновлялся портретом Гоголя, созданным А.А.Ивановым, автором «Явления Христа народу».

Рамазанов снимал посмертные маски с Н.В.Гоголя и В.Г.Белинского.

Рамазанов описывает снятие маски как психологически тяжкую процедуру. Так, ему пришлось снимать маску с внезапно умершей знакомой 15-летней девушки, потом отдирать застывший алебастр от юного лица вместе с прядями волос. А вот, что он пишет по поводу снятия маски с Гоголя.

«21 февраля (1852), после обеда, раздался звонок в моей квартире, и явился сильно встревоженный господин А-ъ, который объявил о смерти Н.В.Гоголя… Однако, нельзя было медлить; я позвал старика формовщика и через четверть часа мы были уже на Никитском бульваре, в доме графа Т. (в Москве). Гробовая крышка, встреченная нами у входа, подтвердила внезапную горестную весть. Когда я подошел к телу Гоголя, он не казался мне мертвым. Улыбка рта и не совсем закрытый правый глаз его породили во мне мысль о летаргическом сне, так что я не вдруг решился снять маску; но приготовленный гроб, в который должны положить, в тот же вечер, его тело; наконец, прибывавшая толпа желавших проститься с дорогим покойником, заставили меня и моего старика, указывавшего на следы разрушения, поспешить снятием маски, после чего вместе с слугою – мальчиком Гоголя, мы очистили лицо и волосы от алебастра и закрыли правый глаз, который, при всех наших усилиях, казалось, хотел еще глядеть на здешний мир, тогда как душа умершего была далеко от земли».

2. Константин Михайлович Климченко (1817-1849)

Выпуск Академии художеств за 1839 год был «золотым»: Климченко получил золотую медаль вместе со скульпторами Ставассером, Антоном Ивановым, Рамазановым. Потом перед отправкой в Рим они задержались в России, работая совместно над памятником Н.М.Карамзину в Саратове и Г.Р.Державину в Казани. Особенно близкими были у него отношения с Н.А.Рамазановым, так как отец Климченко служил театральным капельдинером (проверял входные билеты и т.п.) в Большом императорском театре, а отец и мать Рамазанова были актерами в этом театре.

В памятнике много аллегорического, в частности, Климченко изобразил на барельефе лежащего в античной тоге Карамзина, читающего свою «Историю государства российского» Александру I. В этом барельефе как раз, кроме тоги и лежащей позы античного философа, нет ничего символического, и возникает вопрос: неужели чтобы философствовать надо было непременно лежать или разгуливать, как это делали перипатетики, то есть подчеркивать свое бездеятельное расположение духа.

Потом вместе бедокурили в Риме. А отправился Климченко в 1843 году в Рим в компании Рамазанова.

В Риме он с товарищами участвовал в римском карнавале, посещал театр, пил за здоровье римских красавиц. В итоге были организованы еженедельные «субботы», чтобы отвлечь русских молодых стажеров от игры в карты, бильярда, посиделок в тратториях-остериях и кутежей. Предлагалось читать и затем обсуждать книги.

 

После получения «Девушки» из Италии Николай I поставил статую в весьма почетном месте – зале новейшей русской скульптуры во вновь созданном Новом Эрмитаже.  Климченко умер в 1848, поэтому оканчивал статую его помощник скульптор Антонин Темпра, который также помогал переводить в мрамор «Нимфу» Ставассера.

Климченко в Риме делил студию со Ставассером, может быть, поэтому среди всех четырех товарищей он оказался на втором после Ставассера месте по части «красивых» статуй. В Риме он изваял «Нарцисса».

После прибытия «Нарцисса» из Рима в Петербург Николай I подарил статую своей супруге Александре Федоровне. Тяжело больной Климченко в Риме получает за нее деньги, оставляет Килю расписку в получении денег, делает распоряжение Ставассеру о переводе денег его гражданской жене-итальянке с двумя детьми и умирает в 1849. По причине революции в Италии некому было совершить таинство причащения и исповедания скончавшегося православного русского скульптора.  И только в 1851 по представлению Канцелярии, состоящей в Риме при Императорской Российской Миссии, Климченко, Ставассер и несколько других умерших в Риме были отпеты Архимандритом Феофаном, дьяконом и псаломщиком.

Справка. Климченко собирался жениться на итальянке, от которой у него были дети. Но в 1840-ые годы смешанные браки между католиками и православными были запрещены как в России, так и в Папском государстве. Оставался путь тайного перехода в православие его будущей жены Сусанны Кастеллани и тайного венчания в церкви при русской миссии. Но из-за смерти Климченко ничего этого не произошло. Кстати, скульптор Н.С.Пименов, женившись на итальянке, вынужден был увезти ее в Россию, так как в Италии ей грозила тюрьма. О.Кипренский в такой ситуации принял католичество, хотя умер во время беременности своей молодой супруги.

Можно, конечно, иронизировать над выбором некоторых сюжетов Ставассера и Климченко, как это сделал Н.А.Рамазанов, объективно отметив, что его и его товарищей в Риме «всюду окружали вымыслы греческой мифологии: невозможной величины Юпитеры, заливались смехом нетрезвенные Бахусы, сильваны (божества лесных деревьев) и вакханки, сладострастные сатиры и фавны, плескали водой резвые наяды». Сам Рамазанов тоже преуспел на этом поприще, сваяв «Фавна» и разбившуюся «Психею».  Много было в тот период «красивых» статуй. Но много не значит плохо.

Русские скульпторы чувствовали свое первоклассное мастерство на фоне других западноевропейских скульпторов. Возникновению таких чувств способствовал феномен Брюллова, русского выпускника Академии художеств. Его «Последний день Помпеи», законченный примерно за 7 – 8 лет до приезда Климченко в Рим, да и сам Брюллов, затмили всех европейских художников на тот момент, а это был их учитель. Уже престарелый Торвальдсен, первый авторитет в Риме по части изобразительных искусств, увидев «Последний день Помпеи» примерно в 1834, заявил, что подобного произведения из живших тогда в «вечном городе» художников никто даже скомпоновать не сможет. Не исключено, что знаменитый француз Ж.О.Д.Энгр также имелся в виду среди этих художников, хотя он мигрировал между Парижем, Флоренцией и Римом.