Как выкупили Шевченко. Брюллов и «брюлловщина».

 

1.Выкуп Шевченко.

 

Вспомним обстоятельства выкупа Т.Г.Шевченко (1814-1861) из крепостной зависимости.

До 1838 Шевченко был крепостным крупного малороссийского  помещика П.В.Энгельгарта, плохо относившегося к своим крепостным, но Шевченко он позволил научиться рисовать и хотел его сделать своим крепостным домашним живописцем.

В 1836, рисуя в Летнем саду в С.-Петербурге, Шевченко познакомился с художником И.М.Сошенко, тот показал его А.К.Мокрицкому, ученику К.П.Брюллова.

Тот показал его Брюллову. Брюллов решил выкупить Шевченко и дать ему свободу. Энгельгарт противился, торговался и боялся продешевить. Брюллов очень нелицеприятно отзывался об этом крепостнике.

Для получения требуемой суммы Брюллов написал портрет В.А.Жуковского.

Портрет был начат в апреле 1837, закончен в 1838. Аккуратный Жуковский приходил на петербургскую квартиру Брюллова, выдержанную в красных тонах, иногда Брюллов посылал ученика к поэту на приглашение на сеанс. Будущий римский пенсионер и ученик Брюллова А.К.Мокрицкий так вспоминал эти процедуры:

«Поутру пошел я к Жуковскому и переврал ему приглашение Брюллова – вместо завтрего, я пригласил его сегодня к трем часам. Досталось же мне от Брюллова; ментор мой в красных штанах взъелся на меня так, что я думал побьет».

Рисование портрета затянулось, поскольку Жуковский в качестве наставника должен был сопровождать будущего Александра II в его путешествии по России.

В 1838 в Аничковом дворце, где жил сын Николая I будущий Александр II и где была квартира у В.А.Жуковского, состоялась лотерея. Лотерею выиграла императрица Александра Федоровна (супруга Николая I). Картина была куплена за 2500 рублей. «Этою ценою куплена была моя свобода», – пишет потом Шевченко. Ему было тогда 24 года.

А вот, как сам Жуковский изобразил процесс рисования его портрета.

Жуковский же дал описание рисунка:

«это Брюллов, пишет портрет Жуковского. На обоих лавровые венки. Вдали Шевченко метет горницу».

Все рисовали шаржи и карикатуры, когда-то этим делом впервые начал заниматься великий Бернини. А почитайте самого Шевченко про события тех дней – сколько в них признательности окружающим его людям.

Александра Федоровна подарила портрет Жуковского своему сыну будущему Александру II, чьим наставником был Жуковский. Любопытно, что независимый Брюллов не сразу отдал портрет из своей мастерской, мотивируя это необходимостью его закончить. Об окончании работы над портретом было сообщено в «Художественной газете» в 1841, но еще в 1849 портрет находился в мастерской Брюллова. После смерти Брюллова в 1852 (сам художник находился в Риме), вероятно, портрет достался его родным.

С портрета Жуковского были сделаны две копии учениками Брюллова А.Мокрицким и Н.Быковым.

Интересно, что бы сказал сейчас сам Шевченко по поводу того факта, что в 1940-ых (!) годах, при Сталине, создавался и был открыт Киевский государственный музей имени Т.Г.Шевченко, наполненный произведениями русских мастеров эпохи Брюллова и самого «брюлловца» Шевченко. Теперь шедевр Брюллова – оригинал картины «Портрет Жуковского» – хранится в Киеве именно в этом музее, носящим современное название «Национальный музей Тараса Шевченко». Музей посвящен жизни и творчеству Шевченко, хотя основные события его биографии и образования разыгрывались в Северной Пальмире и связаны с русской Альма-матер русских художников (то есть в Императорской Академией художеств). Из 47 лет жизни Шевченко прожил в России 27 лет, из них – 17 лет в Санкт-Петербурге. Умер он в Санкт-Петербурге.

Эту отпускную Жуковский вручил Шевченко в мастерской Брюллова 25.04.1838.

 

2. Отеческая забота Брюллова о Шевченко и учениках.

Дружеские отношения Брюллова с Шевченко можно представить в деталях по воспоминаниям самого Шевченко, описывающего свои обеды в обществе Брюллова и его супруги-красавицы (жена на сорок дней), игры в карты с ней и пр.

Школа Брюллова, доброта и сочувствие многих «птенцов гнезда Николаева», природный талант самого Шевченко, взращенный на почве российской Императорской Академии художеств и строгой атмосферы николаевского золотого века художеств (многим не нравится констатация этого факта), в итоге позволили наполнить содержанием (экспонатами) музей его имени. Общие прозападные ветры свободы, носившиеся по головам интеллигентов-дворян и просто интеллигентов, включая выпускников Академии художеств, среди которых дворян было мало, в данном конкретном случае надули липкую национальную тему, которая в действительности не очень корреспондирует с конкретными фактами конкретной жизни самого что ни на есть подлинного «брюлловца», включая далеко от него отстоящий по времени факт создания музея его имени.

А когда-то Шевченко «корпел» над академическими рисунками, и как «корпел». Кто сейчас так может? Очень занятно, как по-разному два ученика Академии художеств проработали детали фигур натурщиков, хотя при беглом осмотре можно перепутать рисунки. Такое ощущение, что Шевченко получше будет.

Судя по всему, спиной стоит очень известный и неоднократно рисовавшийся тем же Шевченко натурщик Тарас. Кстати, Рамазанов специально посвятил профессиональным натурщикам статью, где рассказал о том, какие они чистоплотные, как содержат себя в форме, как первыми узнают тайны художников и как они любили позировать Брюллову, поскольку тот не заставлял их подолгу оставаться в статичных позах: сначала смотрел, а потом по памяти рисовал.

По-отечески относившийся к ученикам Брюллов учил в Академии Шевченко – в то время обучение было сокращено до 6 лет за счет общеобразовательных дисциплин. В мастерской Брюллова Шевченко начал свою писательскую деятельность. Шевченко в своих «Дневниках» вспоминал:

«Я занимался тогда сочинением малороссийских стихов, которые впоследствии упали такой страшной тяжестью на мою убогую душу. Перед его дивными произведениями я задумывался и лелеял в своем сердце кобзаря и своих кровожадных гайдамаков».

Справка. Один из современников Брюллова так описал мастерскую Брюллова, то есть то, что видел и где работал Шевченко. «Брюллов занимал в то время громадную мастерскую в Академии художеств… освещение и уборка мастерской были великолепны, изящны и роскошны. Вся она убиралась картинами самого хозяина, и от первой до последней, каждая освещалась отдельно с одинаковой тщательностью и с редким искусством». Местом встреч художника с его учениками также была его квартира в здании Академии, которую ранее занимал И.П.Мартос. Фантазия художника заставила его выдержать окраску комнат и мебели в красном тоне. Красными были стены, сафьяновая обивка дивана и кресел, занавесей. Даже костюм Брюллова был красный. 

Воспроизвел свою красную обстановку уже больной и, судя по всему, уже подумывающий о поездке в один конец в Италию Брюллов в своем знаменитом позднем автопортрете.

В это время в мастерской Брюллова Шевченко уже не было, он старался на политическом поприще, а старая обстановка – была.

А вот, как Шевченко за год до своей уже смерти скопировал знаменитую «Вирсавию» незабвенного К.П.Брюллова, колориту которой Рамазанов тоже посвятил специальную статью (это вам не цветастые ковры импрессионистов).

Шевченко сделал этот офорт с фотографии с картины Брюллова. Некогда фотография попала к нему через третье лицо, купившее эту фотографию у самого Брюллова. Шевченко представил этот офорт в совет Академии художеств на соискание звания академика. Ну кто после этого скажет, что Шевченко не «брюлловец»?

Тут можно вспомнить, как Шевченко мучился с портретом скульптора П.Клодта до тех пор, пока тот, видя мучения, не дал художнику свою фотографию.

Великая вещь – фотография, но тут-то и начинаешь ценить творческий проникновенный взгляд великого художника. Вопрос: кого имеет в виду автор статьи? Варианты ответов: 1.Шевченко, 2.Брюллова (выберите правильный ответ).

И все же – при наличии таких великолепных рисовальщиков, как золотые и серебряные медалисты Академии художеств, фотоаппарат не так уж и нужен, как в наше время. Судить о людях лучше по портретам и рисункам.

3. «Брюлловщина»

Отсылаем за подробностями к книге Э.Ацаркиной «Карл Павлович Брюллов», 1963, в которой подробно и с большим количеством примеров описывается преподавательская деятельность К.П.Брюллова в главе 11 «Брюллов – профессор».

Рассказывается о его трепетном отношении к натуре, рисунку, цвету и т.п., о его трепетном и хлебосольном  отношении к ученикам, о его иногда резких и обидных выпадах, о его артистизме, о любви к нему его учеников, о том, как ломились к нему в ученики и пр. пр.

Он учил разными способами, вот, как вспоминает один из эпизодов обучения Мокрицкий, который выполнял копию с «Распятия» Брюллова для одного из помещиков. Итак, Мокрицкий пишет картину, а Брюллов наблюдает и дает указания.

«…он (Брюллов) сидит на диване и покрикивает – не так, возьмите вохры побольше, серы, шоколад, черт возьми, – думайте о грунте – прибавьте креста направо – довольно, поехало! Ну, слава богу – ну вот видите ли разницу, понимаете? (любимое его слово), отойдите от картины. Ну теперь довольно, пишите драпировку. Принес я простыню, и вот он (Брюллов) начал раскладывать ее на полу, складки ложились так живописно и стильно, лучше и приличнее выдумать нельзя. Примеряйте все зеленоватым тоном – с лазурью – вот так кладите тени…». После чего Мокрицкий добавил: «…хоть он и мучит, да добру учит».

В книге Ацаркиной говорится о критике в адрес Брюллова. Употребляется известный термин «брюлловщина», под которым понимается погоня эпигонов Брюллова за «эффектным и необычайным, резким и вычурным», что Ацаркина оценивает как слабости самого Брюллова, обращая внимание на сильные стороны творчества Брюллова.

А сам Брюллов говорил ученикам:

«Чтобы сделаться художником, нужно мучиться, нужно любить – но только не Брюллова, не обезьяньте меня».

Э.Ацаркина не фанат Николая I (да и кто из советских искусствоведов был его фанатом, тем более, позволил бы свои симпатии высказать в письменной форме?), не фанат любимых им художников Верне, Крюгера, Неффа, вообще, «застывшего в своем развитии академизма». Ацаркина ищет содержание, наверное, это правильно, она ищет форму, это тоже правильно. Но возможно ли удержаться в рамках объективного подхода при этом, не будучи, скажем, Репиным, который был способен усмотреть анатомические недостатки в некоторых портретах Брюллова. А представьте себе на секунду Николая I с таким подходом – художники с ума посходили бы, чтобы ему понравиться, чего умный Николай Павлович допустить по отношению к своим подданым не мог. А что уж говорить о художниках, работающих над украшениями грандиозных строек во времена Николая I (Исаакий, Храм Христа Спасителя). Кстати, Николай I ценил Брюллова, хотя тот был задиристый и строптивый.

Философствуя, зададимся риторическим вопросом: а оно нужно первому лицу крупного государства – изображение первых лиц его государства художником, который в явной форме отражает «содержание»: его личное (художника) отношение к портретируемому? Задолго до рассматриваемых событий односельчанин Ломоносова скульптор Ф.И.Шубин получил недвусмысленный отрицательный ответ от Екатерины II, а она-то была сущей вольнодумкой по сравнению с Николаем I. Вопрос, конечно, неинтересный.

В общем, надо разделять Брюллова и «брюлловщину», если даже кто-то где-то таковую усматривает.

Т.Г.Шевченко критике не подвергается. Является ли его не слишком обширное творчество «брюлловщиной» – вопрос совершенно схоластический, хотя он чистой воды эпигон Брюллова.

Предлагаем подход четкий, ясный, по-николаевски точный. Все та же «загнивающая Академия художеств», наблюдавшая за учеником не один год, расставила точки над i: Шевченко серебряный медалист, а тот же Штернберг – золотой. Следовательно, Штернберг рисовал лучше Шевченко, а Шевченко рисовал лучше десятков других учеников, то есть тоже был талант. Этот подход – не шутка, по поводу значения золотой медали Н.А.Рамазанов написал отдельную статью, но об этом позже.

Типичный любимец Николая I, которого царь заприметил в 1831, Т.А.Нефф (1805-1876), у Брюллова не учился, но может быть подвержен все той же критике вместе с царем.

При этом, Богоматерь Неффа не уступает рафаэлевской, если, конечно, судить объективно. Особенно если учесть ошибочку Рафаэля, который нарисовал на «Сикстинской мадонне» у Папы римского Сикста шесть пальцев на правой руке. Рафаэль по этому поводу мог бы гордо сказать: мы академий не кончали (шутка). Однако, и это Нефф мог бы с легкостью парировать, поскольку тоже не кончал Академию.

 

 

 

Постскриптум.

Как Шевченко занялся делом и получил звание академика (по гравированию).

Странное дело, в советские времена пишущие книги почему-то совершенно искренне и в соответствии с генеральной линией проникались недоброжелательством к Николаю I, хотя сейчас открывается объективная информация о роли этого монарха в развитии изобразительных искусств в России. Правнук Петра Клодта написал и опубликовал в 1989 любопытную книгу, посвященную своему прадеду Петру Клодту (1805-1867). Ему, конечно, виднее, но со стороны его порой оскорбительные выпады вплоть до низкопробных эпитетов выглядят сплошной неблагодарностью, если вспомнить, как Николай I ценил творчество Клодта. Но сейчас речь о Шевченко.

Итак, в 1855 умер Николай, и в 1857 благодаря протекции Ф.П.Толстого Шевченко вернулся со службы в Петербург. Далее дадим слово внуку скульптора  Георгию Клодту, описывающему последние годы и даже месяцы жизни Шевченко в связи со сделанным им офортом – портретом П.Клодта. Подробности таковы, что кажется, что правнук имеет какой-то тайный способ проникать в давно минувшие события в качестве очевидца. Итак, правнук пишет:

“Тарас Григорьевич (Шевченко) вернулся из ссылки знаменитостью. Многие искали с ним встреч. Земляки, проживавшие в Петербурге, чествовали его и превозносили. И вот он закрутился в столичном вихре. Каждый день куда-то мчался, хотел всех видеть, со всеми обедал и ужинал и много – по такой необходимости – пил…

Петр Карлович Клодт (скульптор, автор памятника Николаю I) как-то при случае сказал вице-президенту: “Ты, Федор Петрович (Толстой), занял бы Тараса делом. Ему пустые люди голову морочат”. А тот, мудрый старик  (70 летний), ему в ответ: “Эх, не ведаем мы, что такое тюрьма и солдатчина (правнук никак не может определиться: тюрьма все-таки или солдатчина, а вещи это разные). И не ведаем поэтому, что есть воля. Перебесится… Однако, я его Иордану поручу (Иордан – известный гравер, много живший в Риме – прим. автора)”.

Через несколько дней Шевченко пришел в дом Клодта делать его портрет. Клодт завтракал.

-Простите, Тарас Григорьевич, я бы вас, встретивши, не узнал. Садитесь чай пить. Говорили мне, что вы в очень красивой бороде вернулись.

-Так вот же: приказали сбрить – надзирающее начальство бородатым не доверяет. А козацкие усы оставил – для гарного фасону.

-Ну что ж, я рад вас видеть. Что поделываете?

-Собираюсь у Иордана уроки брать.

-Вы ведь офортом ранее занимались и не без успеха. Чем вам Иордан будет полезен?

-Теперь  акватина (разновидность офорта) дуже по вкусу… А у вас что нового, Петр Карлович? Говорят, памятник Неудобозабываемому ставите (такое вот словечко в адрес Николая I внук скульптора вложил в уста Шевченко – одно слово, очевидец, а придумал его Герцен). 

Шевченко некоторое время постоял около модели памятника Николаю. Потом весело сказал: “Прекрасная лошадяка!.. С тормозом”.

Итак, Шевченко занялся делом – офортами. В 1860 он пришел к Клодту делать его портрет. Мучился, портрет не получался. “Очевидец” Клодт-внук воспроизводит сеанс рисования в деталях.

“Не могу…  Рука – чужая. Похвастался, а сделать ничего не сделал. Видно, в другой раз”, – сказал Шевченко.

“Может быть, я вам помогу, Тарас Григорьевич”, – ответил Клодт. Он достал из комода, заменявшего ему секретер, достаточно большого размера фотографию и протянул ее Шевченко.

“Я вас благодарю, господин барон Петр Карлович. Это мне действительно поможет. Но что думаю: как бы этот проклятый, как вы сказали, ящик в обозримом будущем не лишил нас, художников, последнего куска хлеба. Слыхал, что в Италии из-за этой самой светописи многие портретисты оказались не у дел”, – сказал Шевченко.

“Возможно. Но живую руку, однако, ничем заменить нельзя. Оставайтесь обедать”, – ответил Клодт.

“Не ем, не пью. Прощайте, Петр Карлович”, – сказал Шевченко и ушел.

Долго не появлялся Шевченко, только в конце января следующего года он принес офортный оттиск с зеркальной перевернутой подписью “Т.Шевченко. 1861”.

Не прошло и двух месяцев, как Шевченко умер. Однако успел стать академиком  (а самое высшее звание – профессор).

Теперь ясно, почему “Вирсавия” Шевченко является зеркальным отображением “Вирсавии”  Брюллова. Это – оттиск, при котором левое становится правым, а правое – левым.