Самое, пожалуй, забавное в биографиях декабристов это то, как они отбывали наказание за тяжелейшее государственное преступление. За такое якобинцы отправили бы на гильотину, а лет за двести-триста до того за госизмену посадили  бы на кол или перепилили бы надвое – как же иначе сохранить целостность государства.

А кроме того, читайте:

• какими они были – самые известные декабристы (психологические портреты)
• о восстании декабристов глазами Николая I,
• почему Лев Толстой не написал роман о декабристах,
• о правде и мифах о декабристах и их поклонниках.

Давным-давно лет пятьдесят назад в домашней библиотеке автор данной заметки откопал изданную в «развеселых» 1920-ых годах книжонку Троцкого «Туда и обратно», где этот борец за дело мировой революции рассказывает о том, как он едет в ссылку в самом начале 20 века, а потом сбегает обратно. Уже тогда поразило презрение Троцкого к тепло встречавшим его простым сибирякам, видевшим в нем борца за счастье народа, особенно в эпизоде, где он сравнивает везущего его крестьянина с запряженным в упряжку животным, причем сравнение это не в пользу человека. Неужели так относятся к народу все революционеры?

1. Дорога декабристов ТУДА из Петербурга

Эпиграф.

Это не наши, наши-то, горемычные, в Сибирь пешком идут»

(реплика из народа в адрес декабристов)

Если обычных ссыльных вели этапом в Сибирь (от Питера до Иркутска почти 6000 км) более двух лет, причем между простыми ссыльными шла борьба за какую-нибудь картофелину (!) (воспоминания Л.Ф.Львова, проехавшему по этапу с инспекционной проверкой), то государственные преступники в лице декабристов были осыпаны деньгами. Причем подкуп сопровождавших и надзирающих за ними был неимоверный, суммы фигурировали немалые: сотни и тысячи рублей, полученных ссыльными от их родственников-крепостников. Массу примеров можно прочитать в книге В.В.Крутова, Л.В.Швецовой-Крутовой «Белые пятна красного цвета».

Евгений Оболенский вспоминает про свою партию преступников из 10 человек, которых иногда разбивали на еще более мелкие партии. Каждого из преступников везли на отдельной тройке:

«Тройки помчали нас с рассветом… Встретился по дороге в Петербурге с женой, лошадей переменили и с обычной быстротой ехали все далее и далее».

У каждого в тройке сидел свой жандарм, который оказывался «добрейшим парнем» и, по сути, выполнял роль личной прислуги. Командовал всей процессией фельдъегерь Седов, тоже «добрейший души» человек.

Фельдъегерь А.К.Седов за два месяца путешествия с декабристами получил от них около 3000 рублей в виде взяток. В сохранившемся отчете о проезде преступников через Ялуторовск недалеко от Тюмени зафиксировано, что Якубович, Давыдов, Оболенский были скованы, а богатенький Артамон Муравьев был без оков. В Нижнем Новгороде Оболенский, Якубович, Артамон Муравьев и Давыдов заплатили в трактире за обед 40 рублей (!), толпа зевак разглядывала это пиршество с любопытством, поскольку за один обед эти «герои» просадили несколько годовых их заработков. Пили и в Костроме, Якубович требовал пятую рюмку, но ему отказали. За деньги нарушались все инструкции по содержанию преступников, в частности, разрешалась переписка.

Оказывается, хлебосольные сибиряки тепло встречали не только Троцкого. Декабрист барон Розен вспоминает:

«Повсеместно от Тобольска до Читинского острога, принимали нас отменно и усердно, навязывали булки в сани, укутывали нас чем могли и провожали с благословениями».

Доехали до места отбывания наказания за два месяца, видимо, часто лошадей меняли (примерно по 100 км в день). На кормовое довольствие преступнику от государства отпускалось по 50 копеек в сутки, это немало, пуд муки стоил 25 копеек. Какое же презрение должна была вызывать эта сумма у того же Артамона Муравьева.

А вот как ехала другая партия преступников. Декабрист Завалишин написал в мемуарах, что фельдъегерь был больше «нашим поваром, нежели надсмотрщиком». В Ярославле «вице-губернатор переоделся прислугою и светил нам (декабристам) в гостинице с лестницы, когда мы садились в повозки». В Тобольске декабристы остановились в доме полицмейстера, а «когда декабристы пожелали отправиться в баню, губернатор прислал свою карету».  А вы ездили в баню в карете?

Для другой партии преступников в Вятской губернии устроили обед и бал. Четверо декабристов подговорили фельдъегеря нарядиться ряженным в виде медведя, пришли  на вечеринку, потанцевали, поужинали. Удивили местных мастерством танца, опять надели кандалы и покатили дальше на каторгу (С.Максимов. Сибирь и каторга. 1903).

2. Как работали декабристы

Из декабристов – труженики никудышные, и соответственно так они и работали.

Восемь злостных преступников из декабристов: Оболенский, Якубович, Муравьев, Давыдов, Трубецкой, Волконский и Борисовы – были размещены на заводах Иркутской губернии. В день прибытия им устроили пикник, затем оказали всяческое сочувствие – «каторжане» были назначены «подкурками, дровосеками и на другие сравнительно легкие работы» (см. «Каторга и ссылка», № 8, 1925 – в первое десятилетие после революции 1917 года «лепили правду-матку», потом пошла цензура). На заводах декабристы были без оков. Они вместе с местными чиновниками ездили на пикник на Спасский остров (место отдыха жителей Усолья), где слушали хор рабочих-песенников и ловили рыбу. И это лишь несколько эпизодов.

Преступники начали строить личные дома, им давали рабочих для строительства. А на Николаевском заводе преступники «не были употребляемы ни на какую работу» (Я.А.Гордин. После восстания).

«Во глубине сибирских руд» или как «работали» 8 декабристов на рудниках

Справка. За участие в мятеже осуждено 121 человек. В Сибирь (на каторгу, в ссылку, поселение) отправлен 91 человек. Только 8 человек были под землей в Нерчинских рудниках. С 1839 года среди каторжан уже не было ни одного «пожизненно осужденного».

Итак, 8 самых злостных декабристов должны были работать на руднике в Усолье (60 км от Иркутска), где добывалась соль. Этих работничков разместили в горнице вдовы, а вдова ушла жить в избу. Начальник горного завода Крюков предоставил свободу преступникам, хотя оставался надзор со стороны одного-единственного полицмейстера Скуратова.

Из воспоминаний Оболенского следует, что две недели вообще не работали. Потом приехала княгиня Трубецкая, прибыл и начальник завода. Прислугу удалили, чтобы никто не видел, как все дружно пили кофе, который приготовила и принесла дочь директора. Директор сообщил, что

«назначит нам работу только для формы… Иногда меня тревожила мысль что нас могут употребить   в ту же работу, которую несли простые ссыльнокаторжные. Я видел сам, как они возвращались с работы, покрытые с ног до головы соляными кристаллами – они работали без рубашек – каждая пара работников должна выделить из соляного источника в соляную варницу известное число ушатов соляной влаги… На другой день урядник Скуратов принес два топора и сказал, что мы назначены в дровосеки, … шепотом же он объявил, что мы можем ходить туда для прогулки и что наш урок будет исполнен без нашего содействия» (Мемуары декабристов).

Княгиня Трубецкая несмотря на запрет передала мужу 500 рублей. Потекли однообразные дни: пребывание в лесу до 15 ноль-ноль, потом сытный обед, потом свободный вечер, переписка, шахматы и т.п.

05.10.1826 восемь работничков: Трубецкого, Волконского, Давыдова, Оболенского, Якубовича, Муравьева и братьев Борисовых – отправили на Нерчинские рудники. Через 20 дней прибыли, три дня отдыхали. Потом началась «работа». По воспоминаниям декабриста:

«Работа была нетягостна: под землей вообще тепло, но я брал молот и быстро согревался. В 11.00 работа прекращалась и начинался обед… Мы пользовались полной свободой внутри казармы…»

Рядовые надсмотрщики закупали для декабристов продукты питания.

В январе 1827 на рудник приехала жена – княгиня Трубецкая, чуть позже к ней присоединилась княгиня Волконская. Две знаменитые «жены декабристов» стали жить вместе, хотя и не в привычных мраморных дворцовых апартаментах на Английской набережной.

Весной разрешили гулять по окрестным лугам, уходили аж за девять верст. Это после работы!

Но тут приехал чиновник из Иркутска и пожелал улучшить условия труда каторжан. Видимо, какая-нибудь княгиня-жена декабриста куда-то пожаловалась. Стал предлагать работу на чистом воздухе. Но произошло совершенно неожиданное: декабристы сильно заартачились и не захотели покидать “глубины сибирских руд”.

Декабристы возопили: зачем на воздух, нам и в руднике нравится, аргументировали: «на воздухе мы были бы более подвержены всем переменам, то есть дождю и проч.», доказывали, что «здоровье наше ничем не пострадало от подземного воздуха».

Ну нравилось декабристам «работать» во глубине сибирских руд. Они хорошо понимали плюсы такой работы: 1. В тепле без дождя, снега, ветра и холода, 2. Работали сколько хотели (чтобы согреться), 3. «Рработали» до 11 часов, а дальше весь день – полная свобода. При этом они только что в Усолье махали топорами, больше уже не хотелось.

Рядом с ними трудились обычные люди, работали по-взрослому, «многие из них не раз в порыве усердия брали наши молоты и в десять минут оканчивали работу, которую мы и в час не могли исполнить». Ну хотя бы честно декабрист в воспоминаниях оценил свои способности.

Декабристов попросили сортировать руду, но и этого они не смогли по причине «отсутствия навыка». Много болели (по очереди) и тогда вообще не ходили на работу. По рабочей ведомости на сентябрь 1827 года: Муравьев работал 13 дней, 6 дней болел, Якубович работал 10 дней, 9 болел, А.Борисов и Трубецкой работали 7 дней, болели 12, Волконский работал 3 дня, болел 16, Давыдов  работал 2 дня, болел 17 дней. Заработали за месяц по расчетной ведомости: Трубецкой – 65 копеек, Волконский – 65 копеек и т.д. За услугу цирюльнику платили 1 копейку. Болели «по очереди», офицер, который приходил за ними на работу иногда говорил, что неудобно и надо бы еще кого-нибудь добавить, кто-то нехотя соглашался, и то часто только для того, чтобы пересечься с кем-то из другого отделения.

Деньги разрешались, хотя и «контролировались». На имя Давыдова, Муравьева, двух княгинь Волконской и Трубецкой было депонировано и числилось 7970 рублей. Деньги продолжали поступать от родственников. У Трубецкого было двое часов: одни стоили 830 руб., другие – 1500 рублей.

Менее, чем через три месяца, рудники вообще кончились, их и их жен перевели в Читинский острог.

3. Как жили декабристы

Декабристы работали плохо, а жили хорошо, кто-то скажет «ну и что?», это ведь не при социализме и тезис «кто не работает, тот не ест» не действовал.

Про матерей, жен, детей, зятьев декабристов мы уже видели.

А теперь о главном – о «деньгах декабристов». В мемуарах декабриста Д. Завалишина названа сумма 400 000 рублей в год – это сумма, которая подтвердилась и в других источниках, – приходилась на декабристов, живших в Читинском каземате (максимально их число достигало там 81 человека). Каждую неделю из Иркутска приходил целый обоз в сопровождении казака, привозили платье, книги, провизию и даже московские калачи, сайки и пр. В Чите появилось 12 хороших лавок, в которых можно было достать вообще все, что было в России. Естественно, все окружение декабристов попало «в совершенную от нас зависимость», как в том чистосердечно признался Завалишин в своих «Записках декабриста», Часть 3, 1904, на стр. 79-83. Для сравнения: заем всей России в 1829 составил 2 000 000 рублей. Все запреты легко обходились, тем более что в вопросы надзора вечно вмешивались «жены декабристов».

Из воспоминаний Завалишина – не то про работу, не то про развлечения:

«Труднее всего для правительства было устроить нашу работу…прямо отказаться от нее оно не хотело и потому придумывало всякие пустяки, в которой собственно никакой работы не было, а только мучили нас понапрасну… Разумеется, о работе никто и не думал, но чрезвычайно неприятно было ходить два раза в день на работу и находиться на открытом воздухе (закапывали овраг, кидали в него землю), особенно в ветреный день… К зиме же вздумали дать другую работу. Поставили в какой-то избе ручные жернова, находящиеся в обычном употреблении в Сибири. Разумеется, и тут никто не работал, кроме тех, кто сам хотел упражняться в этом для моциона. Работать же нанимались за нас сторожа на мельнице по 10 копеек с человека (норма намолота 10 фунтов).

Перед тем, как идти на работу, начиналась суета между сторожами в казематах и прислугою в домах наших дам. Несут на место работы книги, газеты, шахматы, завтрак или самовары, чай и кофе, складные стулья, ковры и пр. Казенные рабочие в то же время везут носилки, тачки и лопаты, если работа на воздухе у «Чертовой могилы» (оврага, который надо закопать). Наконец, приходит офицер и говорит: «Господа, пора на работу. Кто сегодня идет?» (потому что по очереди (!) многие сказываются больными и объявляют, что не могут идти). Если уж слишком мало собирается, то офицер говорит: «Да прибавьтесь же, господа, еще кого-нибудь. А то комендант заметит, что очень мало». На этот раз кто-нибудь и отзовется: «Ну, пожалуй, и я пойду». (Больше шли, кому надо было повидаться с кем-нибудь из других казематов).

Вот выходят, и кто берет лопату для забавы, а кто нет. Неразобранные лопаты несут сторожа или везут на казематском  быке… Место работы превращается в клуб; кто читает газеты, кто играет в шахматы; там и сям кто-нибудь для забавы насыпает тачку и с хохотом опрокидывает  землю и тачку в овраг, туда же летят и носилки с землею; и вот присутствующие при работе зрители, чующие  поживу, большею частию мальчишки, а иногда и кто-нибудь из караульных, отправляются доставлять изо рва за пятак тачку или носилки. Солдаты поставят ружья в козлы и залягут спать; офицер или надзиратель за работой угощается остатками нашего завтрака или чая…»

То, как декабристы портили зерна, тоже относим в пункт про отдых. Очевидец «работы», дьячок С.Малков, вспоминает:

«Была устроена казарма и в ней ручные мельницы для помола круглого хлеба, но в их руках (руках декабристов) это была игрушка; не зная, как должно с ней обращаться, они для забавы вертели жернова попеременно, и вместо муки у них получалась крупа, которую они отдавали прислуге и бедным людям, а муку покупали за свой счет».

С 1828 по распоряжению императора сняли кандалы, началась еще более вольная жизнь, причем часто в отстроенных женами домах.

4. Развлечения декабристов

Жили декабристы хорошо, вначале были общие чтения, концерты, пения, обсуждения полит-новостей. Потом пошли пикники, обеды, балы.

«Некоторые сделали было попытку обратить все на старый лад и ввести весь светский церемониал» (Д.И.Завалишин).

Пошли пьянство, карты, грызня.

Из книги «Воспоминания и рассказы деятелей тайных обществ 1820-ых годов, т.2, 1933, стр 245-246:

«Еще в первом самом каземате в Чите начали с того, что стали заставлять мальчишек-каморников приносить тайно водку, поили их до пьяна и завели с ними педерастию…Вдруг открывается, что два главные деятеля 14 декабря Щепин-Ростовский и Панов находятся в гнусной связи…(еще в Петропавловской крепости)… Под предлогом, что Барятинского, находившегося в сильной степени заражения сифилисом, нельзя лечить в общем каземате, выхлопотал ему разрешение жить в отдельном наемном домике, и так как товарищам Барятинского дозволялось туда ходить к нему…, то его домик сделался притоном разврата, куда водили девок… Все, кто имел средства, захотели также иметь домики…Затем свободный выход в дома к женатым давал возможность ходить куда-угодно. Вследствие всего этого разврат распространился по всей Чите…».

Кстати, в день восстания нежный Щепин-Ростовский, штабс-капитан, когда была применена артиллерия, незаметно исчез с Сенатской площади.

В домах Трубецкого и Волконского (там жили жены) были десятки слуг у каждого, акушерки, гувернантки. У Волконской в доме стоял рояль (не поленились привезти из дома). В казематах стало просторно, т.к. декабристы перебрались в дома. Пошли праздники, пикники в поле, обеды, балы. Несмотря на запрет вести семейную жизнь жены декабристов начали рожать.

А что касается работы, то вскоре труд на мельнице, где декабристы портили зерно, вообще отменили. Раз зашел в один каземат комендант, перекрестился и сказал, что, слава Богу, хоть одного нашел, а то весь каземат пустой. Т.к. на «каторге» работы не было, учредили разные мастерские, зимой заливали каток.

Как пишет Завалишин, «комедия разыгрывалась с большим искусством». Комедию разыгрывали декабристы и надсмотрщики.

А в 1828, когда сняли кандалы, выступил струнный квартет: Вадковский (скрипка за 6000 рублей), Крюков, Юшневский, Свистунов. Но Свистунов не только концертировал, поскольку у его семейства было 5000 душ крепостных. Музыкант Свистунов, видимо, в свободное от квартета время развлекался следующим образом.

Из «Воспоминаний и рассказов деятелей тайных обществ», т.2, 1933, стр 343:

«Будучи богатым декабристом, и воспитанный в иезуитском пансионе Шабо, он «на каторге предавался крайними степеням разврата…, был коноводом группы… Деньги, которые допускались для вспоможения товарищам, употреблял на развращение невинных девушек… Он сманил одну жившую у супруги его товарища семейную девушку Александру, и сумел развратить ее до того, что она продала родную сестру, да еще и хвасталась, что продала за такую цену какую-де дают разве за добрую кобылу». Открытую для бедных детей школу в Петровском заводе компания декабристов «сделала орудием педерастии». «В семействе своем Свистунов видел дурные примеры той смеси католического суеверия с развратом, которые тогда обуяли многие русские семейства, сестры его были замужем за иностранцами» (за французским консулом  и т.п.).

Чтобы обезопасить себя, группа декабристов-развратников менялась номерами, в итоге они полностью заняли одно из отделений, чтобы не было лишних глаз, следовательно, группа состояла примерно из 12 человек.

5. Переезд из Читы в Петровский завод

Эпиграф. «Я умоляю получить у нашего великого Государя разрешение на то, чтобы условия моего существования в Петровском остались такими же, как в Чите»

(Из письма жены декабриста Бенкендорфу).

И вот узнали «жены декабристов», что строится новый каземат в Акатуе. Новая тюрьма строилась в Петровском. Новый каземат оказался весьма некачественным, из сырого гниющего материала, зато дома декабристов были построены из отличного сухого материала. Дома были с кабинетами, бильярдными, столовыми и детскими комнатами. Мебель в стиле ампир делали в мастерских, иногда «каторжники» от нечего делать даже работали в этих мастерских.

Но известие о том, что придется покинуть насиженное место, заставило их встрепенуться.

Жены декабристов были хитры, понимали, что на новом месте тоже должна быть лафа. Поэтому как сговорились и закидали Бенкендорфа письмами, жалостливыми и весьма напористыми.

5.1.  Е.И.Трубецкая А.Х.Бенкендорфу

«… Поскольку мне не на кого оставить ребенка, я должна буду жить вне тюрьмы. Но я боюсь, что последние силы меня покинут, если я, как прежде, смогу видеться с мужем лишь раз в три дня – этого мне не выдержать…Ради Бога, не отнимайте у меня возможность быть с ним» и далее просьба к Бенкендорфу обратиться к Государю.

Напористая дама, думает, что царь не помнит о планах декабристов уничтожить всю царскую семью. Но царь был добр по-настоящему. Возможно, это просто европейская наглость с ее стороны, поскольку Трубецкая – урожденная Лаваль, а ее отцу-французу Россия дала убежище во время зверств Великой французской революции лет за восемь до рождения «жены декабриста».

Дом четы Трубецких в Петровском выстроили из сухого ворованного материала к приезду четы: 16 соток, два этажа, 264 кв.метра, бильярд, будуар, кабинет, детская, комната для прислуги, присланной из европейской части России.

5.2. А.Давыдова Бенкендорфу

«…Я знаю, что Ваше (Бенкендорфа) сердце сострадает чужому горю, и поэтому, исполненная надежды, я обращаюсь к Вам. Больная и ослабевшая, я сама кормлю своего младенца (сын родился 20.06.1829)… Я умоляю получить у нашего великого Государя разрешение на то, чтобы условия моего существования в Петровском остались  такими же, как в Чите… Всецело преданная Вам. А.Давыдова».

Какое горе! Нет кормилицы, самой надо кормить! Ее муженек тоже не прочь был истребить Государя и весь царствующий дом.

«Ослабевшая» Давыдова родила 13 детей, умерла в 94 года при Николае II.

В Петровском ее фазенда 29 соток, дом 132 кв. м, два флигеля по 130 кв. м, всего 13 комнат, дома теплые из сухого ворованного леса, обогревались 10 печами.

5.3. Е.П.Нарышкина Бенкендорфу

«Сударь! Гуманность Вашего характера так хорошо известна, что я осмелюсь обратиться к Вам в обстоятельствах, ставших поистине ужасными для меня… Мое здоровье полностью разрушено… Я предвижу, что не смогу дышать в сыром и лишенном воздуха помещении (воровать надо было меньше) …». Заканчивает письмо жена декабриста угрозой самоубийства, если ей не пойдут навстречу.

В Петровском заводе ее дом на Дамской улице был площадью 180 кв. м (комнаты 39, 39, 30, 30 метров), комнаты для гостей, на участке 12 соток также был просторный флигель и баня. Опись вещей, которые она повезла в Сибирь, была на трех листах, там было 22 чепчика, 30 ночных рубашек, десятки пар чулок и много еще чего.

5.4.Александра Муравьева Бенкендорфу

«… Если бы дело касалось только меня, я сама могла бы переносить с мужем темноту, сырость, духоту (воровать надо было меньше)…Но мой ребенок болен падучей, а няни нет… вид часовых ночью вызывает у него беспрестанные конвульсии. Кроме того, я беременна…».

В конце письма стандартная просьба оставить все, как в Чите.

В Петровском ее фазенда была построена на 32 сотках, дом 280 кв. м, одна только гостиная для приема гостей – площадью 60 кв.м. Ну не стыдно было наговаривать на годовалую дочь, что она больна «падучей».

5.5. Мария Волконская Бенкендорфу

Даже скучно повторять письмо, опять про сырой воздух, отсутствие освещения, опять спекуляция на родившемся ребенке (скорее всего не от мужа, а от соседа -декабриста Поджио), в конце «крик души»:

 «Мое настоящее письмо – это, как я уже сказала, крик горя человека, матери, раздавленной обрушившимися на нее ударами».

В результате «крика горя человечка» в Петровском у Волконской оказалось две усадьбы. Первая (на первое время) на 4 комнаты, два флигеля, хозяйственные постройки. Вторая усадьба 32 сотки, дом 307 кв.м, жилой флигель 115 кв.м, каретный сарай на два экипажа, хозяйственные постройки. Привезла она в Сибирь рояль и 8 фортепиано.

Были у декабристов и другие дома. Строили их не государственные преступники, а другие заключенные. Обычных каторжан посылали «усыпать улицу песком перед домом Трубецкого» (воспоминание Завалишина).

6.Переезд в Петровский завод в 1830

Эпиграф.

«Жратва от пуза!»

(Из кинофильма «Республика ШКИД»)

А что вообще за гранью фантастики – так это чудесный турпоход с массой обслуги. Кандалов уже как два года не было, хотя советские сказочники писали про «звон кандалов» и Марсельезу во время этого путешествия.

600 км проехали за семь недель. Примерно 20 км в день, рядом повозки, перевалы, перекусы, куча слуг, охрана. Перед декабристами за день до их приезда ехал один из декабристов с офицером, готовил жилища и еду для коллег. Куча народа ставила юрты, крестьян выселяли для ночевки «туристов» из домов, готовили бани, крестьяне должны были обслуживать туристов. Советские сказочники описывали плачущих баб, слушающих как поют каторжные декабристы Марсельезу. Однако, факты это опровергают.

Туристы-декабристы вспоминали турпоход в Петровское как лучшее время в жизни, много здоровья они получили от похода.

М.А.Бестужев так и написал:

 «…Тут мы запаслись силами на многие годы. Погода стояла прекрасная, переходы не утомительны, тем более что через два дня в третий мы отдыхали на дневках». Получается, что автор статьи ошибся: крестьян выселяли не на одну ночь, а часто на двое суток (говоря гостиничным языком), на каждый третий день публика отдыхала от дороги и знакомилась с местными достопримечательностями.

Шли легко, весело: то Кюхельбекер перепутает Марс с Венерой – смех, шутки. То бурятский тайша устроит представление – выпустит и подстрелит оленя (за специальную плату), то посыльный из Читы вернет с дороги Волконского в Читу, ибо не может рожать его жена без присутствия мужа».

Еды навалом. Турист-декабрист Завалишин вспоминает:

«Много нас смешили каморники-буряты (то есть кто убирал за туристами), которые в свою грязную посуду складывали и сливали все остатки кушания, вместе и щи, и кофейную гущу, и пирожное, и говорили, что повезут это домой, чтобы показать своим домашним «что» едят «князья».

Уму непостижимо: какие же деньжищи потратило государство, нянькаясь с «французятиной» только при ее перемещении.

7. Это тоже смешно

Если у вас дети, то в наше время дают материнский капитал, а во времена декабристов если вы не просто преступник, а государственный преступник, то вам полагалось пособие. Смешно, но не надо забывать, что речь шла о белой кости.

Были просто преступники, осужденные за обычную уголовщину, а декабристы были государственными преступниками.

Многим государственным преступникам, выходящим из Петровского Завода на поселение, по бедности выдавали пособие из сумм кабинета по представлению местных начальств, естественно, обычным преступникам пособий не давали. А.К.Кузьмин вспоминает:

«Однажды в Минусинске приходит ко мне разжалованный поручик Свешников, который ранил своего полкового командира, сослан был на каторжную работу, а оттуда, по слабости здоровья, выпущен на поселение и считался в числе обыкновенных преступников.

– Позвольте мне, Александр Кузьмич, – говорит он, – подать вам просьбу? – О чем? – спрашиваю я.

– Хочу проситься из простых преступников в государственные: им дают пенсионы, а я, по бедности, умираю с голоду.

Признаюсь, я не скоро нашелся, что ему отвечать».

8. Дети декабристов

Эпиграф.

«Дарья, дело молодое…»

(Из фильма «Собачье сердце»)

Уже поговорили о женах декабристов, о самом главном – о деньгах декабристов, а теперь о «самом дорогом» – о детях декабристов.

Местная знать своих дочерей в жены декабристам не отдавала, поэтому они женились на крестьянках, инородках, казачках, вольноотпущенных и ссыльнопоселенках. Естественно, эти женщины – не ровня была бывшим аристократам. Такой возможностью воспользовались 25 государственных преступников. За это платили деньги родителям невест.

Такие «жены» становились «экономками», которые тянули хозяйство, поскольку декабристы обзавелись домами, а жене платить не надо. Никто из декабристов, имевших неофициальных жен, не уехал с ней в европейскую часть России после амнистии.

Не жаждали они видеть и своих детей в европейской части России. Единственным ребенком, взятым с собой после амнистии, оказался сын А.Ф.Бригена (у него в Европе уже было 4 ребенка, а еще двух сибирских дочерей он оставил в Туринском монастыре). Побочных детей имели Пущин, Лорер.

А так И.Пущин выглядел в 1850:

В 1853 друзья прислали в Сибирь дочери Пущина фортепиано, дочка сыграла папе (еще был в Сибири) лицейский гимн, папа растрогался. Потом в 1856 папа был амнистирован, вернулся в Европу, а сына и растрогавшую его дочку папа Пущин оставил в Сибири.

P.S. А счастье было так возможно, так близко.

Фотопортрет декабриста С.Г.Волконского после ссылки мы видели.

Оказывается его портрет мог висеть в знаменитой Военной галерее героев войны 1812 года в Зимнем Дворце. И портрет этот был сделан самим В.А.Тропининым.