О коммерческих махинациях с произведеними традиционного искусства

 

ПРОДОЛЖЕНИЕ 

(НАЧАЛО ЗДЕСЬ)

 

Один пример, показывающий, какие статуи Альбани мог представить для вывоза «заурядным неликвидом». В начале 1700-ых курфюрст Саксонии Август II Сильный основал коллекцию древностей, в 1728 он послал в Рим своего советника, который купил множество древностей, в том числе 32 скульптуры из коллекции кардинала Альбани, многие из них теперь находятся в Дрезденской галерее (Дрезден – город в восточногерманской  земле Саксония, бывшая ГДР).

Все эти скульптуры были проданы Альбани в 1728, прекрасные скульптуры теперь в Дрезденской галерее.

Кто не любит ведуты (городские пейзажи) венецианца Каналетто? Все видели его «Большой канал» в Венеции. Любопытно, что его лондонские ведуты появились от того, что ему надоело  уплачивать комиссионные за перевозку его картин из Италии в Англию, вследствие чего он уехал в Лондон и переключился на английские ведуты.

Справка. Картины Каналетто приводятся для того, чтобы украсить статью и скрасить впечатления от нескончаемой коммерции. А что касается Ордена первой бани, то имеется в виду купание как основной обряд при приеме в рыцари Ордена.

При заказах картин учитывались вкусы британцев, в частности, преимущество малоформатных картин, страсть к светлым краскам из-за вечно пасмурной погоды в Англии и нелюбовь к импрессионистической (стремительно намалеванной) манере Тинторетто.

Венецианский торговец Пьетро Конколо разрезал на части алтарь Петробелли кисти Веронезе, «словно воловью тушу в мясной лавке». Между тем  жаловавшийся на это варварство дилер, тут же и выбрал «кусок пожирнее» – самую лучшую, по его мнению, часть картины.

Грабя колонии, британцы становились в 18 веке самыми богатыми, Лондон потихоньку оттирал Амстердам. Но и в Париже старались не отставать: муж художницы Э.В.Лебрен, поддерживаемый своей супругой, выпустил аукционный каталог с указанием размеров  картин и оснований той или иной атрибуции. Поле деятельности для знатоков ширилось. По-прежнему публика больше любила картины с тщательно выписанными деталями, свободный (халтурный) стиль продавался хуже.

Справка. Художница Элизабет Виже-Лебрен – автор множества парадных портретов старой королевской знати, мужа своего характеризовала как человека ненадежного, склонного к изменам и расточительству. «Запятнанная» в глазах «великих французских революционеров» 1893 года выпуска угодничеством перед старым режимом, она подверглась травле; муж с ней развелся, чтобы сохранить недвижимость и втереться в доверие к новому режиму.

«Торговцы предметами искусства нередко бывают вынуждены подлаживаться под сомнительный политический режим. Кое-кому это недурно удается» (ФК, стр. 66).

Интернета не было, публику привлекали недорогими мероприятиями. Гуляющую публику стали развлекать веселыми картинами художников, в том числе Уильяма Хогарта  (1740-ые) с развеселыми бытовыми зарисовками.

Возникло понятие так называемой сенсационной картины, то есть картины, из ряда вон выходящей, преимущественно большого размера и со скандальным оттенком, за просмотр которой могли брать по шилингу.  Так, в 1775 Натаниэль Хоун представил публике художницу Ангелику Кауфман, сжимающую в руке факел и совершенно обнаженную.

Справка (ну совсем не на тему статьи). А.Кауфман, немка по рождению, творившая в Риме, была глубоко верующим человеком, удостоилась аудиенции папы Пия VII, подвергшегося травле Наполеоном, после вторжения армии Наполеона в Рим в 1798, о чем много рассказывалось и будет еще рассказываться на СКУЛЬПТПРИВЕТ. Великая французская революция и самый ее крупный «плод» – Наполеон – наложили трагический отпечаток на финал жизни А.Кауфман. Ее имя прославляет женский род в изобразительном искусстве, поскольку численно художниц крайне мало по сравнению с мужчинами-художниками.

«С конца 18 века граница, отделяющая джентльмена от занятия торговлей, постепенно делалась все более и более прозрачной» (ФК, стр.71). Предметы искусства приобретаются на продажу: «британские аристократы, представители дипломатического корпуса, даже высшее духовенство Римско-католической церкви» – все торговали, конкурировали. «Апологеты ничем не запятнанного искусства, «пуристы», поносили художников, опустившихся до торговли» (ФК, стр.71).

Любопытно, термин «пуристы» Филип Хук употребляет в привычном смысле, о чем на нашем сайте еще будет статья о пуристе скульпторе Бартолини, или же в смысле морально-нравственном, когда кому-то надоела коммерция и потянуло на тот же романтизм подальше от действительности.

В главе «Искусство спекуляции: Ульям Бьюкенен» Филип Хук пишет малопонятные для бывших советских людей вещи:

«…Для Бьюкенена было столь важно слыть не торговцем, а именно спекулянтом. Так он сохранял статус джентльмена» (ФК, стр. 72).

Видевшим в УК РСФСР статью 154 за спекуляцию затруднительно понять Бьюкенена, но, как говорилось в одном фильме: а чего тут понимать, торговля без разбора – дело низменное, а спекуляция – дело возвышенное, так как тут надо разглядеть прекрасное и объяснить, почему оно прекрасно. Сам Филип Хук сомневается в существовании разницы между этими двумя понятиями. Однако, из его объяснений следует, что возвышенное и джентльменское – это когда втирают пыль в глаза лохам.

«Когда-то в самом начале 1800-ых Бьюкенен убеждал владельцев (по большей части итальянцев) расстаться со своими сокровищами, а британских коллекционеров (последнее звено в цепочке) – купить их по цене куда выше той, что он за них заплатил» (ФК, стр. 73).

В 1824 Бьюкенен писал: «Мы почти всегда ловим рыбу в мутной воде».

«Начало 19 века стало звездным часом британского рынка искусства, поскольку потрясения, вызванные французской революцией, и вторжением армий Наполеона в Италию и Испанию заставили многие аристократические семейства на континенте ослабить хватку и выпустить из рук свои коллекции. «Стоило французам занять какую-либо страну, как тотчас же, словно из-под земли, там являлись англичане – знатоки искусства со своими гинеями» – писал в 1845 Джон Пай, вспоминая это золотое время» (ФК, стр. 73).

Справка. Бьюкенен, как отмечал один современник, потому и добился успеха, что отличался «почти полным невежеством во всем, что касалось произведений искусства», а также «презрением к своим клиентам». В 24 года он только закончил Эдинургский университет, только начал свои подвиги на рынке произведений искусства. Его отличало одно – он улавливал вкусы покупателей. Так, он поучал своих агентов, что в ходу у публики фламандские картины кабинетного формата, портреты Рембрандта, Рубенса, Ван Дейка, Тициана.

Однако, работы Рафаэля «отличались чрезмерной жесткостью линий, слишком выраженной коричневой гаммой, некоторой юношеской эстетической незрелостью и гипертрофированным тяготением к готическим образцам» и потому не пришлись по вкусу англичанам» (ФК, стр. 79).

Как все это справедливо, просто завидно становится, как в те времена люди объективно оценивали произведения искусства. Кто бы сейчас осмелился критиковать Рафаэля, а ведь он это заслужил.

Бьюкенен правильно понимал вкусы масс, хотя работал и под индивидуальные вкусы.

В целом молодые и красивые ценились выше всяких стариков.

«Святого Иеронима, святого Франциска и тому подобных покупать не будут. Напротив, до юных святых Иоаннов, Мадонн с младенцем, Венер и Купидонов найдется множество охотников», – учил Бьюкенен.

В Англии пейзажи были популярнее, в ходу были Клод Лорен, Пуссен несмотря на всю условность пейзажей последнего.

Происхождение картины стало главным ее достоинством: если неизвестно, откуда она, то грош ей цена.

Хотя гордый своей спекуляцией Бьюкенен возил картины из Италии в Англию (на британских судах, которым запрещалось заходить в итальянские порты, там хозяйничали французы), но в 1803 он смирил свою гордыню и отослал картины в Рим, сочтя это «самым простым способом сбыть упорно не желающих продаваться Рафаэлей». Так как факт неудачной продажи «рафаэлей» в Англии надо было скрыть от лохов, своему агенту – римскому торговцу Карачолло он наказал выдать этих «рафаэлей» за римскую собственность, то есть, вроде как и не плавали они в Англию. Иначе, кто же купит барахло, от которого уже все отказались.

Бьюкенен оценил важность хорошей рамки, понял, что картины надо продавать по отдельности, чтобы у покупателя не разбегались глаза.

Бьюкенен имел списки потенциальных покупателей картин. Он давно знал, что «старый граф Уимисс без ума от нагих красавиц и готов заплатить за них звонкой монетой». Бьюкенен решил предложить ему «Венеру» Ван Дейка, ведь «старый развратник вряд ли пустит Венеру или Купидона по миру без гроша». Торопил агента: «Не должно терять время, ибо старики иногда умирают». «Впаривая» картины этому Уимиссу, Бьюкенен даже посетил его дом и познакомился с коллекцией графа. «Он собрал целый сераль Венер, и в большинстве это ужасная мазня», – заявил Бьюкенен.

Бьюкенен не посчитал зазорным выставлять свои картины на аукционе «Кристи», но считал, что на публичных торгах мало кто готов заплатить крупную сумму. Своему агенту Стюарту он предлагал перед торгами окучить потенциальных покупателей, а также восклицать при виде его картин: «Боже, сколь прекрасная картина!». Не исключено, что этот агент получал свои 5% от стоимости полотна.

Бьюкенен даже не погнушался предложить непроданные картины агентам врага Англии – Наполеона.

Когда Наполеон оккупировал Испанию, «перед Бьюкененом раскинулись воды, еще более мутные, чем обычно, но рыбы в них водилось немало». Его агент в Испании положил глаз на шесть гигантских картонов, предположительно работы Рубенса. Монахи монастыря, где находились эти картоны, воспротивились сделке. Тогда этот агент заручился поддержкой врага (Англия сражалась с Францией): французский генерал предоставил агенту в его распоряжение отряд тяжело вооруженной пехоты для убедительности, генерал получил в награду два эскиза. Этот агент в 1812 году отступал из Испании вместе с французской армией. Так, Лондон получил знаменитую «Венеру перед зеркалом» Веласкеса.

Бьюкенен любил утверждать, что основание Лондонской национальной галереи в значительной мере – его заслуга.

Бьюкенен стал подкупать президента английской Королевской академии искусств сэра Бенджамина Уэста, а потом и других членов академии, поскольку к ним обращались покупатели как к знатокам старых мастеров.

В 1870-ые из Франции в Лондон вывозилось порядка 29 000 произведений искусства в год. Опять пошли в ход массовки с «сенсационными картинами», за просмотр которых брали по шилингу. Такой картиной было гигантское полотно «Конская ярмарка» Розы Бонёр.

Сама художница «имела эксцентричный «мужеподобный облик и манеры: она носила мужскую одежду и коротко стриглась. Она могла с гордостью предъявить специальное разрешение облачаться в мужское одеяние, выданное префектом парижской полиции, по ее собственному утверждению, оно ей требовалось, чтобы беспрепятственно написать «Конскую ярмарку» прямо на месте, в исключительно мужском окружении» (ФК, стр. 102).

Потом стали выпускать гравированные копии картин и собирать деньги. Доходило до того, что на этих копиях и билетах могли столько собрать, что, как пишет, Филип Хук, «измученную гусыню» – ту самую сенсационную картину – могли подарить бесплатно какому-нибудь учреждению культуры. Гениальная реклама.

«Готовность публики платить за билет одной единственной картины шилинг уменьшилась с появлением развлечений более низменного свойства, например, кинематографа. А продаже гравюр положило конец изображение фотографии, ведь теперь можно было невозбранно  изготавливать пиратские копии этих гравюр в неограниченном количестве» (ФК, стр. 103).

В XIX веке художники угождали вкусу публики как никогда до и никогда после. В конце этого века фирма «Перз» купила знаменитую картину Милле «Мыльные пузыри» для рекламы своего мыла.

Знаменитый голландец Лоренс Альма-Тадема  был раскручен торговцем Гамбаром. Публика восхищалась умению художника воспроизводить исторические сюжеты с детально воспроизводимыми мелочами. Он изменил сюжеты под вкусы публики на более жанровые. За массовую распродажу его картин Альма-Тадема изобразил Гамбара на одной из своих картин (иллюстрация ниже в пункте 2).

Произошло возвышение торговцев картин. Не в последнюю очередь этому поспособствовали «ручные критики» или представители академических кругов.

Художники становились брендом, их заставляли повторяться: для любителей «античного» – Альма-Тадема,  для любителей баталий – леди Батлер, для любителей «коровок» – Томас Сидней Купер. И никакой эскизности.

Но рядом уже шуршали импрессионисты, но это уже «современное искусство». Основные деньги делались в 19 веке еще на традиционном искусстве. Можно сколько угодно подсмеиваться над традиционным искусством, но там работало много выдающихся мастеров.

Последнее замечание. Филип Хук полностью игнорирует то, что происходило в России в сфере изобразительного искусства. А это весьма интересно, прежде всего тем, что такой коммерциализации в России не было, прежде всего благодаря наличию таких меценатов, как русские цари. Представить себе, что Брюллов или Шишкин мастерит картины по заказу какого-то арт-дилера, трудно. Третьяков, например,  собирал народную галерею, и не для перепродажи, да и остальные тоже. Даже Верещагин, пользовавшийся головокружительным успехом и продававший картины за рубеж иногда сериями, сюжеты выбирал сам.

3. О торговцах картинами и скульптурами. Меценаты у Альма -Тадемы.

После колониальной эпохи королевы Виктории порадуем глаз обществом настоящих греков, да еще и ценителей и знатоков искусства.

Однако, перед этой картиной художник потренировался «на кошках». Вот тот же сюжет без всякого Гамбара.

Сравнивая эти две картины, написанные с разницей в 7 лет, можно заметить, что почти всё и все остались на своих местах, молодой брюнет облысел и превратился в Гамбара, торговца второй половины 19 века, работодателя Альма-Тадемы, вертикальная картина в углу комнаты явно не может быть продана, видимо, торговец, готовится сбыть ее через аукционный дом «Кристи» (тогда это не было престижно).

Здесь можно детализировать. Сзади корчится троянец «Лаокоон с сыновьями», лучшая в мире статуя. На обозрение выставлена статуя Софокла, трагического древнегреческого поэта. Сзади виднеется сидящая Агрипина,  мать Нерона. Статуя дала толчок к созданию многочисленных сидящих дам, начиная с материи Наполеона Летиции Бонапарт, которую сотворил Канова. Несомненно Альма-Тадема был в курсе всего этого.

Альма-Тадема был вдохновлен действиями англичанина лорда Элгина, выломавшего барельефы предположительно работы Фидия с фронтонов Парфенона в Афинах, а потому их можно было увидеть в Лондоне. Прелестно!

Фидий показывает свою работу, стоя на рабочих лесах.  Обратим внимание, что барельефы уже цветные, то есть к этому времени художники уже знали, что древние греки раскрашивали свои статуи.

4. Тест.

Данный тест поможет ответить, так ли были неправы английские обыватели времен Наполеона, отказавшись покупать некоторые картины Рафаэля.

Тест звучит так: какую бы картину вы предпочли повесить у себя дома? Итак:

[poll id=”6″]

 

После ответа большинство читателей скажет то же самое, что  и обыватели наполеоновских времен, выбравшие вторую картину.

Первая картина «Св. Георгий» написана Рафаэлем в 1505 и приобретена Людовиком XIV у кардинала Мазарини в 1661, находится в Лувре. Рафаэль написал эту откровенно слабую картину в 23 года, но продолжал “расти над собой”.

Вторая картина «Фрукты, цветы и насекомые» написана женщиной, голландским живописцем  Рахель Рейсх (1664-1750), специализировавшейся на натюрмортах, цветах и т.п. Эта картина приобретена для Палаццо Питти в 1823 во Флоренции, когда голландским натюрмортом и жанровой живописью увлекался Великий герцог Тосканский Леопольд II, один из заказчиков флорентийского скульптора Лоренцо Бартолини, которому будет посвящен цикл статей.